Тайфун Дубровского
Шрифт:
— Что все-таки происходит, куда ты меня тащишь?
Но Дубровский не отвечает, молча тянет меня за руку. Подходим к машине. Он открывает мне переднюю пассажирскую дверцу. Что еще спросить, или какие аргументы привести в качестве протеста, я не знаю, поэтому молча сажусь, пристегиваюсь. Ладно, в конце концов, в любом случае узнаю, чего он хочет от меня… А острить, язвить или пререкаться — только привлекать лишнее внимание.
Почему-то я была твердо убеждена, что мы едем в больницу. Поэтому ужасно удивляюсь, когда Дубровский тормозит в центре города перед очень красивым и явно дорогим магазином. Эту улочку я знаю, сюда нас с Зоей посылали пару раз. Ряд небольших и самых дорогих в городе магазинов. Мы забирали из одного из них постельное белье с монограммой ручной работы.
— Зачем мы сюда приехали? — спрашиваю с любопытством.
— Тебе нужно платье.
— Что? Новая рабочая форма? Учтите, такую, как выдали в начале, я ни за что не надену! — вырывается у меня.
Лицо Дубровского краснеет, мое наверняка тоже… Ну вот почему у меня такой длинный и глупый язык? Зачем я вспомнила обстоятельства нашей первой встречи? Испугалась, что он мне сейчас новый комплект эротического наряда подарит? Еще и пипидастр, для антуражу? Что за глупости! В замке целая комната пипидастров! Честно, без преувеличения.
— Нет, Маша, — терпеливо объясняет Владимир. — Мы идем покупать тебе бальное платье. Понимаешь, через пару часов у моего брата свадьба… И я обязан там быть, хоть мне это и поперек горла. Я подумал… ты виновата в том, что я был вынужден пообещать свое присутствие… Поэтому полетишь отдуваться вместе со мной.
— Полечу? Что это значит, я не понимаю?
Сердце колотится как ненормальное. Ну почему я такая глупая? Чувствую себя как в фильме «Красотка». Ричард Гир меня ведет по магазинам… меня сейчас оденут, нарядят и буду я красавица писаная…
Тьфу, мне же никогда не нравился Ричард Гир!
И вообще, когда герои фильма ходили по магазинам, Джулию Робертс ужасно обидели… На этой сцене я всегда плачу! Злые продавщицы унижают бедную девушку… Не хочу я, чтобы из меня делали Золушку-Принцессу и смотрели косо…
— Маша, не стоит притворяться глупее, чем ты есть на самом деле. Сейчас мы купим тебе красивое платье…
— Не хочу! Это не входит в мои обязанности! — продолжаю протестовать.
— Входит, поверь. Ты обязана заботиться о моем здоровье, питании и режиме.
На это у меня аргументов не нашлось, Дубровский поставил мне шах и мат. Вернулось чувство вины… Он использовал запрещенный прием, но добился своего. Покорно захожу в магазин забыв о браваде. Киваю женщинам, которые после пары коротких фраз моего спутника начинают суетиться, подбирать мне что-то.
— Маша! — рявкает через какое-то время мой хозяин, вернув в моем сознании на место прозвище «леший». — Мне не нужна сомнамбула. Можно хоть немного эмоций?
Начинаю в ответ кривляться перед зеркалом… В общем, мы в этот день не находим удовольствия в обществе друг друга. Все время, что бы ни происходило — висит напряжение. Тяжелое, вязкое… Наконец мне подбирают вечернее платье, очень красивое, благородного персикового цвета. Обычно я избегаю пастельных тонов… В одежде люблю яркие краски. Но тут нет сил спорить… Да и свадьба же. Может какой-то дресс-код…
Работницы бутика, где мы вот уже час выбираем одежду, к слову сказать, ничем не напоминают хамок из «Красотки», которых я вспомнила поначалу. Предлагают примерить еще одно платье, а потом и еще. Отказать неловко и я послушно напяливаю на себя то одно, то другое… Правда поглядывают на меня девушки с огромным интересом, прямо пожирают глазами. Но потом вспоминаю что на мне униформа и понимаю их любопытство. Это и правда нетипично — барин выбирает одежду для своей прислуги. Вечернюю! Роскошную. Это и правда очень необычно, если не сказать эксцентрично…
Хоть слова о свадьбе брата Дубровский произнес весьма правдоподобно, до конца я не могу поверить, что он решил меня взять в сопровождающие на светское мероприятие… Где будет его мать… наверняка же будет, раз сын женится. А вдруг там будет и бывшая, та, которая разбила ему сердце? Эта, невесть откуда взявшаяся мысль, вызывает чувство горечи. Может именно от своей Изабеллы Дубровский ищет во мне защиту? Стоит подумать об этом, сразу портится настроение.
А еще вспоминаю, что он сказал «часов». Через несколько часов свадьба… полетим…
Неужели в Европу? Анна Львовна что-то говорила о Лондоне. Я никогда не была за границей и все происходящее — чрезвычайно волнительно.
Рассматриваю свое отражение — а мне идет персиковый цвет… Красиво оттеняет кожу… И тут ловлю взгляд Дубровского, отраженный в зеркале. Внимательный и жадный, почему-то именно это слово приходит в голову и у меня подкашиваются колени. Какое-то время мы не отпускаем друг друга, держим взглядами, время как будто замерло. А потом первая отворачиваюсь, начинаю что-то лепетать продавщицам.
С этого момента между нами виснет неловкость — мне больше не хочется ни говорить, ни расспрашивать. Словно между нами натянута струна, и от любого движения она может порваться…
Поэтому молчу, хоть и не понимаю, почему помимо купленного платья в руках у Дубровского еще куча пакетов. Да, я мерила и футболки, и джинсы, бутичок оказался щедр на мой размер, но цены конечно… меня пугали. Не хочется думать, что Владимир мне все это купил… и главное, с какой целью это сделал?
Покорно следую за хозяином к машине. Я почему-то думала, что мы вернемся домой… Но оказываемся на небольшом частном аэродроме. Неужели про «пару часов» он не преувеличил?
— Что это значит? — восклицаю, увидев самолет.
— Что мы полетим к моему брату, в предместье Лондона, — спокойно отвечает Дубровский.
— А вы… а ты… ты хоть спросил меня, может я летать боюсь!
— Ты боишься?
— Не знаю! Никогда не летала!
— Хорошо, Маша. Не бойся, спокойно, я с тобой.