Тайфун
Шрифт:
— Моему сыну нужно исповедаться! — вдруг закричала она. — Позовите кюре, пусть он отпустит мальчику его грехи.
Матушка Кхоан была уверена, что несчастье обрушилось на сына за то, что он ругал святую воду, за то, что посмел работать в поле, несмотря на запрет кюре. Отец выскочил из дома и направился к церкви. Соседи стали расходиться, не в силах чем-нибудь помочь. В это время Хюи очнулся и чуть слышно произнес:
— Врач пришел? Принес лекарство?
Схватив сына за руку, мать зашептала:
— Потерпи немного, сынок, отец пошел за кюре. Приготовься к исповеди,
Взор Хюи немного прояснился, и мальчик испуганно воскликнул:
— Нет, нет! Не надо кюре, не хочу умирать.
Мать плакала.
— Господь вынес свой приговор, и ты должен подчиниться.
— Не хочу! Не хочу расставаться с вами! Я хочу жить!.. — выкрикнул мальчик и снова потерял сознание.
Отец вернулся домой, кипя от гнева.
— Представляешь, кюре сказал, что не будет исповедовать нашего сына!
— Почему? — испуганно спросила матушка Кхоан. — Что случилось?
— Сказал, не может покинуть церковь ни под каким предлогом — и все!
— Что же делается, господи?! — запричитала мать. — Что же теперь будет?
Кхоан позвал соседа Тана, они сделали из гамака носилки, переложили больного на них и понесли в церковь. Слепая мать с трудом шла сбоку, держась за носилки. Дорога, тянувшаяся вдоль рисовых полей, была узкой, и матушка Кхоан часто спотыкалась и падала. Мужчины останавливались, помогали ей подняться и шли дальше. К полудню добрались они до церкви. Мать потрогала горячий лоб Хюи, немного успокоилась: ему еще хватит сил, чтобы исповедоваться.
Двери в церковь оказались закрытыми, и лишь на просторном пустом дворе гулял ветер, кружа сухие листья.
Носилки, на которых лежал умирающий мальчик, — как они были похожи на утлую ладью, плывущую по бурному морю житейскому, когда их несли двое мужчин через бескрайние рисовые поля и они покачивались в такт шагам, — достигли наконец обетованной земли!.. Но какое разочарование ждало этих людей, которым казалось, что они вступили на спасительный берег!..
Кхоан кинулся к дверям и стал колотить изо всех сил, не жалея кулаков. В ответ из церкви не донеслось ни звука. Кхоан побежал к боковому входу, однако и там было заперто. Церковь словно вымерла.
— Святой отец, отворите! — закричал Кхоан. — Умирает мой сын! Исповедуйте его!..
Испуганные воробьи вспорхнули с крыши церкви и улетели.
Между тем преподобный отец Куанг сидел на своей кровати и слушал: вот кричит мужчина, потом к нему присоединяется плачущий голос женщины… Они просят, умоляют открыть церковь! Иногда слышен тяжелый стон мальчика… Святой отец думает. Конечно, он проявляет жестокость, но, с другой стороны, вот тот удобный случай, когда можно наказать маленького негодяя, который, невзирая на все запреты, пошел работать в поле в день церковного праздника. Пусть все знают, как церковь наказывает за непослушание! И такая же кара ждет всех грешников — и старого Няма, и председателя Тхата, не принявшего дары церкви, и ослушницу Ай, которая с безбожником Выонгом подбила народ нарушить церковные установления! Да, мальчишкой придется пожертвовать, чтобы неповадно было другим… И святой отец приказал Сыку еще раз проверить запоры на дверях.
Тем временем громкие крики около церкви привлекли внимание многих жителей селения. Крестьяне удивлялись происходящему, ведь всегда было, что кюре сам ходит к умирающим и причащает их. А тут родители принесли сына к церкви, а их не пускают!..
Хюи дышал с трудом, и лицо его, искаженное от боли и страдания, в то же время словно бы выражало удивление всем происходящим вокруг него и с ним самим. Он уже не мог кричать, неподвижными глазами смотрел в небо, такое красивое и такое синее над его головой.
Кхоан сел на землю около носилок и, обхватив голову руками, простонал:
— Сын мой, тебя принесли мы сюда в надежде, что ты отправишься в последний путь, очистившись душой от грехов и скверны, но тебя заставляют умирать в пыли на этом дворе!
Даже матушка Кхоан вдруг начала возмущаться:
— Никогда еще не было на моей памяти такого! Чтобы в храм божий не пускали умирающего христианина! Позор!
И в толпе раздались негодующие возгласы, только торговка Лак, подойдя к убитым горем супругам Кхоан, злобно прошипела:
— Замолчи, мать, не богохульствуй! Беда не велика, что парень при смерти, — за грехи свои плату принимает!..
От негодования матушка Кхоан даже захлебнулась в крике:
— Как ты смеешь на моего сына наговаривать? Пусть есть у него грехи… Да сколько их у пятнадцатилетнего!.. Господу богу всегда угодно, чтобы грешник исповедовался перед смертью. Так почему нам мешают выполнить наш христианский долг?!
Торговка Лак понизила голос еще больше:
— Грешник он, и большой! Всегда богохульствовал, смуту сеял. Вот и отвернулся от него господь…
— Не говори пустого! — прервал ее Кхоан. — Если человек готов покаяться, мы должны помочь ему!
Не выдержав, несколько женщин подошли к дверям и начали стучать в них.
— Эй! Кто там есть?! Откройте двери, здесь человек при смерти! — Но ответом им было прежнее молчание.
Люди побежали искать Няма. Старик сидел за обедом, однако, как только понял, в чем дело, бросил палочки, отодвинул чашку и заспешил к церкви. Он попросил всех замолчать, подошел к маленькому цветному оконцу и заглянул внутрь церкви. Чтобы лучше видеть, он встал на камень, но оступился и нечаянно разбил стекло. И тут же старик увидел убегавшую от окна девицу и сразу узнал ее.
— Стой, Иен! Почему дверь не открываешь, паршивка?! Ну-ка зови сюда Сыка!
Гневный голос Няма гремел на всю церковь. Вдруг створки массивной двери скрипнули, медленно приоткрылись, и между ними появился Сык, а за его спиной Иен и еще несколько стражниц. Девицы шмыгнули в сторону и кинулись стремглав с церковного двора.
Люди подняли с земли носилки и вошли в церковь, возмущенно шумя. Сык замахал руками.
— Святой отец болен! К нему нельзя!
Ням оттолкнул монаха.
— Отойди, не мешай! Как бы ни был болен святой отец, двери храма должны быть открыты для всех страждущих и желающих принести молитву господу. Или тебе неизвестно это, старый пропойца?