Тайна царствия
Шрифт:
Я разослал несколько записок и вызвал цирюльника, чтобы он сделал мне прическу на греческий манер; я даже позволил ему подстричь бороду и удалить с тела волосы, потому что все мне стало безразличным. Возможно, это чем-то напоминало поведение обиженного ребенка, однако я действительно не видел причин для подобного наказания. О Туллия, мои мысли были о тебе, только они отличались от тех, что посещали меня в Иерусалиме, и в свалившемся на меня несчастье мне было от них еще хуже. Глупость Марии, которая самоотверженно помогала мне и добилась моего излечения, а теперь считала меня своей собственной вещью, утомляла меня.
Мне было известно, что Клавдия Прокула не обладала крепким здоровьем, а ее нервы были расшатаны, как это бывает у многих женщин с наступлением старости, даже если они не хотят этого признавать. Не было никаких сомнений в том, что ей были полезны купания и климат Галилейского моря. Сюда прибывали на лечение люди из Дамаска и даже из Антиохии, поддавшись на уговоры комиссионеров князя Ирода. И все же, сам не знаю почему, я усматривал иные причины, заставившие прибыть сюда Клавдию Прокулу.
Мне удалось сдержать свое любопытство не больше чем на два дня, после чего я отправил ей письмо на двойной восковой табличке, в котором испросил позволения нанести ей визит. Почти сразу же явился слуга, он сообщил, что Клавдия Прокула была приятно удивлена вестью от меня и пожелала видеть меня без промедлений.
Мне пришлось добираться к ней через сад на носилках, поскольку моя пятка еще не зажила. Около галереи дворца я спрыгнул на землю и доковылял до самого здания. Честь, которой я был удостоен, привлекла внимание многих отдыхающих, поскольку супруга прокуратора заранее предупредила, что никого не принимает и в торжественных чествованиях не участвует из-за состояния своего здоровья.
Слуги провели меня прямо в прохладную, залитую лучами солнца комнату, где на ложе с пурпурными подушками возлежала Клавдия Прокула.
Лицо ее было очень бледным, взгляд утомленным. Рядом с ней в позе, выражающей полное почтение, сидела иудейка в очень богатой одежде.
Клавдия протянула навстречу мне ставшие почти прозрачными руки и радостно воскликнула:
– О Марк! Какое счастье встретить друга и понимающего тебя человека! Что у тебя с ногой? Я тоже больна! У меня бессонница, болит все нутро, а печень никуда не годится!
– Это тот самый молодой человек, о котором я тебе рассказывала – друг моего детства Марк Мецентий Манилий. Его отец был самым известным в Риме астрономом, а сам он принадлежит к династии Мецентиев, род которых произошел от этрусков, боровшихся за власть с самим Энеем. В последний раз я видела его во время пасхальных праздников в Иерусалиме и никак не ожидала встретить здесь!
Я дал ей говорить, невзирая на то что в ее рассказе было так мало правды! Она, конечно же, несколько преувеличивала, однако если по той или иной причине ей хотелось, чтобы я выглядел в глазах ее спутницы весомее, то зачем было ей возражать?
– Это прекрасное существо зовут Жанной, она супруга квестора князя Ирода, – представила она мне свою спутницу – Я познакомилась с ней в Иерусалиме, и она пообещала сопровождать меня, когда я буду здесь. Я полностью и во всем ей доверяю.
Женщина улыбнулась и внимательно посмотрела на меня. Взгляд ее глаз на округлом лице отнюдь не казался глупым, в нем можно было прочесть глубокое знание жизни.
– О Марк Мецентий, приветствую тебя! – сказала она. – Однако как это ты, римлянин, носишь бороду и ходишь в иудейской одежде?
– Каждой стране присуща своя мода! – непринужденно ответил я, – Я философ, изучаю нравы и обычаи разных стран. Однако, если честно сказать, я испытываю глубокое уважение к Богу Израиля и его закону, по крайней мере, в тех пределах, которые не мешают мне поклоняться императору.
До сих пор не обращавшая внимание на мой облик Клавдия воскликнула:
– В самом деле, как ты изменился! Не знаю, понравятся ли моему супругу подобные одеяния!
Оживленно болтая, Клавдия Прокула поведала мне о состоянии здоровья Понтия Пилата и о его затруднениях, не забывая о том, чтобы нам подносили охлажденного вина с фруктами и пирожными. Затем она приказала слугам удалиться.
– Жанна, проверь, чтобы нас никто не подслушивал, а то я не выношу шпионов, – обратилась она к своей спутнице.
Жанна продемонстрировала небывалую сноровку и познания в выполнении этой задачи: дойдя до двери, она как бы с безразличием выглянула в вестибюль, а затем обошла всю комнату, ощупывая ковры и выглядывая в окна.
Клавдия Прокула пригласила меня присесть рядом с ней.
– Помнишь ли ты еще назаретянина Иисуса, распятого в Иерусалиме? – тихим голосом спросила она.
Я не знал, что ответить, и взглянул в сторону Жанны.
– Прекрасно помню, – сказал я, – мне так и не удалось вытравить из души воспоминание о нем. Я хотел узнать побольше, однако его ученики никому не доверяют и недолюбливают чужих.
Клавдия ответила:
– Они вернулись в Галилею, и теперь каждый из них занимается своим прежним трудом. Большинство из них рыбачат на этом озере.
– В самом деле, когда я выезжал из города, ходили слухи, что и они покинули его, – подтвердил я – Говорят также, что за ними последовало множество других людей. А их не преследуют здесь?
Жанна поспешила внести определенную ясность.
– Теперь с этим покончено. Умеренно настроенные советники Ирода Антипаса сумели убедить его в том, что в преследованиях не будет никакой пользы. В глубине души он сам их побаивается, при этом делая вид, что ничего не знает об их существовании. Незадолго до этого, казнив Иоанна Предтечу, он совершил политическую ошибку и теперь слышать ничего не хочет о пророках.
– Если помнишь, я сделала все, что было в моих силах, чтобы мой супруг не причинил вреда святому человеку, – вмешалась Клавдия Прокула.
– К чему говорить о том, что было в прошлом? – произнес я с наигранным безразличием – Во все времена происходили казни невиновных – так устроен мир, и мы не в силах его изменить. Забудь об этом, и займись своим здоровьем, разве не для этого ты приехала сюда?
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, – раздраженно ответила Клавдия, – Мир перестал быть прежним. Иисус из Назарета воскрес, даже если ты поначалу в этом сомневался; он являлся своим ученикам, и веришь ты в это или нет, но в эту минуту он находится здесь!