Тайна царствия
Шрифт:
Мне трудно было понять ее диалект. Тогда она принялась петь те же слова на своем языке, слегка покачиваясь им в такт, пока вдруг не расплакалась. Я прикоснулся к ее плечу.
– О Сусанна, не плачь! – неловко попытался я ее утешить – Скажи мне, что с тобой, и быть может, мне удастся тебе помочь.
Она ответила:
– Не нужно! Я плачу от радости, потому что избавилась от терзавших меня мук и отдалилась от ворот смерти, чтобы опять увидеть дневной свет.
У меня появилось весьма неприятное впечатление, что мои спутники оказались не вполне нормальными людьми. Однако эта мысль заставила меня лишь улыбнуться, потому что по логике самым ненормальным из всех был я – римлянин, с такой поспешностью отправившийся на розыски иудейского царя,
К полудню мы достигли плодородных равнин Иордана, и перед нами возникли стены Иерихона. Было жарко, даже душно, однако легкий ветерок временами доносил сладкий запах благовонных растений, составляющих богатство Иерихона.
Весна пришла сюда раньше, чем в Иерусалим, и крестьяне уже убирали пшеницу. В город мы так и не вошли, потому что Натан повел нас многочисленными тропами в обход. Наконец мы сделали остановку у источника, в тени городских стен, и отпустили животных пастись. Натан отошел в сторону для молитвы, которую он творил повернувшись в сторону Иерусалима и воздев руки к небу, тогда как Мария вспоминала слова молитвы девятого часа, а Сусанна прошептала несколько обращенных к Богу слов. Это и проводило грань между ними и мной, привыкшим молиться только в момент принесения обычных жертв или же в дни празднования того или иного божества, следуя обычаям места, куда заносил меня случай, и при этом не веря в действенность подобных молитв. Однако теперь я завидовал своим спутникам и едва не обратился к ним с просьбой научить молиться и меня. Но то, что Натан и Сусанна были иудеями и считали себя принадлежащими к богоизбранному народу, а значит могли отказать мне в этой просьбе, – удержало меня. Что же касается Марии, ее молитва показалась мне скорее девичьей привычкой.
Во время отдыха мы перекусили хлебом, луком и сыром. Я и Мария пили терпкое вино, а Натан и Сусанна – только воду. Когда я предложил своему проводнику вина, он молча указал мне на остриженные волосы, что укрепило мое убеждение в том, что он дал какой-то обет. Однако при этом его взгляд был настолько приветлив, что у меня вырвался вопрос:
– Твой обет включает в себя и молчание?
– Там, где много слов, всегда достаточно греха, – ответил он.
При этом он улыбнулся, словно извиняясь перед нами.
Не желая дольше задерживаться, он заставил нас поторопиться, и оказавшись опять на тропинке, мы вскоре увидели вдали, за равниной, разлившееся русло Иордана. Наше продвижение вперед стало более трудным, лица покрылись потом. Нас окружали мириады мух и комаров, и ослы стали выказывать признаки нетерпения. Мне показалось, что причиной наличия такого количества насекомых были быки, тащившие повозки со снопами пшеницы.
Мы уже успели преодолеть достаточно большой отрезок пути, когда сгустились сумерки; все ощущали усталость, жажду и боль в теле. Ночь мы провели в деревне, где обнаружили ключ родниковой воды, что позволило нам основательно освежить свой туалет. Мне показалось, что проводник нарочно избегал остановок в городах, где наш ночлег мог бы быть более удобным и где нас ожидала приготовленная пища. Когда он задал мне по этому поводу молчаливый вопрос, я не высказал ни малейшего неудовольствия. По правде говоря, после дней, проведенных в Иерусалиме, мне нравилась эта простая жизнь.
Марии вскоре надоело безделье и, подоткнув свой плащ, она принялась помогать Сусанне разжигать костер и готовить нам ужин. При этом они оживленно беседовали, как это принято у женщин. Я же погрузился в созерцание звезд, постепенно зажигавшихся на небосводе. После ужина Мария подтащила свой ковер к моему.
– Сусанна – малообразованная женщина, я бы даже сказала, что у нее не все в порядке с головой, – прошептала она мне на ухо. – Однако мне кажется, что она принадлежит к смиренным душой и знает о воскресшем Иисусе намного больше, только не решается открыться, потому что она чем-то напугана.
Я резко вскочил на ноги. Натан, накрывшись с головой, спал у двери, а Сусанна, все еще стоя на коленях, чуть слышно молилась. Я шепотом произнес ее имя.
– Научи меня своей молитве, – попросил я, когда она подошла.
Она взмахнула рукой и произнесла в ответ:
– Я малограмотна и совсем не знаю закона. Я не умею правильно молиться. Ты станешь смеяться надо мной, если я скажу тебе слова своей молитвы.
– Не стану, потому что хотел бы стать кротким и смиренным душой, – успокоил я ее.
– У тебя какая-то новая молитва, – добавила Мария. – Я еще никогда не слышала, чтобы кто-то произносил эти слова.
И тогда Сусанна, понимая, что многим мне обязана, и дрожа от страха, принялась учить нас своей молитве.
– Меня обучили ей, потому что ее легко запомнить. К тому же она заменяет все остальные, и к ней ничего не нужно добавлять. Вот ее слова: «Отче наш, иже еси на небесе! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь».
Я попросил ее повторить молитву еще раз. Затем сам произнес ее вслух, задумываясь над каждым словом; действительно, к ней ничего нельзя было прибавить, она содержала в себе все, в чем может нуждаться простой человек. Конечно, это не была утонченная молитва эрудита, но над ней можно было задуматься.
На следующую ночь нам пришлось остановиться у затопленного леса. В верховье реки таял снег, Иордан заметно разлился, и дикие звери бродили у своих залитых водой нор. Когда на небе засветились звезды, я услышал жалобный вой шакалов, за которым последовал глухой рев, похожий на отдаленные раскаты грома. Этот звук был мне знаком, я его слышал, только, конечно же, не на природе, а в стенах цирка в Риме. Ослы испугались так, что нам пришлось пустить их в комнату. Мария, никогда не слышавшая львиного рева, прижалась ко мне и, дрожа от страха, попросила покрепче ее обнять, несмотря на то что эта ночь отнюдь не была холодной.
Натан успокоил животных, загородил дверь и, прислушиваясь, стерег ее, держа наготове меч. Сусанна тоже не могла уснуть, и я решил воспользоваться моментом, чтобы поговорить с ней.
– Кто обучил тебя молитве, слова которой ты передала нам вчера вечером?
Вдали опять послышалось рычание льва, от которого задрожали хлипкие глиняные стены нашего убежища.
Сусанна прикрыла рукой рот:
– Ты не имеешь права требовать от меня этого.
Тогда Натан произнес:
– Говори и ничего не бойся.
В мерцающем огоньке светильника тень Сусанны заметалась, словно она собиралась убежать, затем она принялась рассказывать:
– Иисус из Назарета, которого распяли в Иерусалиме, обучил ею своих учеников и следовавших за ним из Галилеи женщин. Он говорил нам, что достаточно знать эту молитву, а в остальных нет необходимости.
– А ты не лжешь? – удивленно спросил я. – Ты действительно шла за ним от самой Галилеи?
Сусанна ответила:
– Я не умею красиво лгать, даже если бы и захотела. Всю жизнь я страдала скупостью, потому что хотела иметь побольше денег и имущества, ограничивала себя в еде, питаясь лишь самым необходимым. Когда все отправились взглянуть на нового пророка, я, надеясь заполучить что-нибудь бесплатно, последовала за ними. Я слушала его проповеди, не понимая в них ни слова. Затем он начал разговаривать с людьми и, оказавшись недалеко от меня, сказал: «Берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от его имения». Это было на берегу озера. По правде говоря, мне показалось, что он знает меня и хотел привести в пример мою скупость, но затем он стал рассказывать о богатом человеке, земли которого принесли богатый урожай и который решил сломать свои житницы и построить большие, чтобы сложить туда весь хлеб и все добро свое, дабы затем долгие годы отдыхать и радоваться жизни. Но Бог сказал ему: «Безумный! В сию же ночь душу твою возьмут у тебя. Кому же достанется то, что ты заготовил?»