Тайна царствия
Шрифт:
– А чему он обучал? – продолжал настаивать я – Может ты вспомнишь какое-то тайное учение?
Сусанна еще больше рассердилась:
– Женщины понимают не больше, чем дети! Именно поэтому я не могла выносить Марию из Магдалы, которая постоянно во все вмешивалась, вообразив, что понимает все, о чем он говорит! И это в то время, когда у остальных женщин было полно забот! Можешь поверить, лишние руки никогда не помешали бы! Нам зачастую приходилось обслуживать намного больше, чем двенадцать человек! Иногда за столом сидело человек семьдесят! Для меня Иисус был воплощением мудрости, хлебом жизни, как он говорил. Что он хотел этим сказать? Не знаю, но я верила,
Видя подобную наивность, я лишь разочарованно покачал головой и прекратил расспросы. Однако пожилая женщина все еще продолжала рассуждать при свете огонька глиняного светильника, пытаясь меня убедить в своей правоте.
– В небесах, где живет его отец, находится сейчас и мой отец, – наконец сказала она. – Иисус допускал к себе маленьких детей и говорил, что для них его царство открыто. А я понимала все так: поскольку сама я – дочь небесного отца, то мне нет нужды вникать в смысл того, что он говорит, потому что ему известно намного больше, чем мне. Вот та единственная тайна, которую я узнала.
Этой удушливой ночью я не смог сомкнуть глаз, а рев льва вызвал во мне настолько живые воспоминания о Риме, что временами, находясь на грани сна и бодрствования, мне казалось, что я просыпаюсь именно в этом городе и сейчас мой взгляд наткнется на пурпурные подушки, пропитанные розовой эссенцией, а мое тело окажется изнеможенным после игры страстей. Однако как только я открывал глаза, моему взору представлялось совершенно абсурдное зрелище. В данный момент я находился в хижине из самана, весь вывалянный в шерсти и с растрепанными волосами, в компании трех иудеев, вместе с которыми отправился на поиски того, что не имело никакого смысла. В Риме мне сделали бы прическу, и я с величайшим вниманием отнесся бы к последним веяниям моды, украшая свой плащ; отыскал бы что-нибудь интересное для чтения или сходил бы на какой-то заслуживающий внимания процесс, нашел бы еще много способов, как скоротать время до твоего прихода, о Туллия! В Риме даже среди нуворишей с их глупыми претензиями на роскошь или среди софистов, где принято ни во что не верить, посмеялись бы над тем, что заботит меня сегодня. Я сам смеялся бы первым!
Тем не менее это не мешало ни женщинам, ни молодым интеллектуалам спешить к астрологам, магам или колдунам, дабы обрести их заступничество и истратить огромные суммы на покупку талисманов. Конечно, они делали это шутки ради и ни во что не веря, однако в глубине души при этом желали, чтобы талисман действительно помог. Это была своего рода игра: удача изменчива, а победа непостоянна, но лучше продолжить эту игру, чем остаться с пустыми руками.
Продолжал ли я играть здесь, на берегу Иордана? И делал ли я тот же выбор между неуверенностью в победе и возможностью выбыть из игры? Было ли это сном, или же настоящим светом царства, все еще пребывающего на земле, путь к которому я пытался отыскать? Эти вопросы мучили меня, и я начал испытывать неприязнь по отношению к упрямству Сусанны и молчанию Натана. Что я, римлянин, делаю вместе с ними?
Я повторил про себя молитву, которой научила меня Сусанна и которая была самой первой тайной учеников Иисуса из Назарета, что была открыта мне. Быть может, в ней содержалась магическая сила тайной мудрости? Однако напрасно я переворачивал все ее фразы в своем мозгу: мне удалось лишь понять, что здесь речь идет о смирении, присущем простым людям; произнося эту молитву, они могли найти в ней отраду и покой от своих хлопот, а я не был настолько наивен, чтобы надеяться на какую-то помощь со стороны.
Эту ночь мы все плохо спали, и утром нам было трудно пробудиться ото сна. Мария из Беерота капризничала и требовала, чтобы мы через горы перебрались в Самарию, потому что ей не хотелось столкнуться нос к носу со львом, изгнанным наводнением из леса. Сусанна была уверена в том, что что-то потеряла, и неоднократно проверила кухонные принадлежности и запасы еды, это задержало наш отъезд. Ну а Натан вовсе не казался спокойным и внимательно присматривался ко всему, что нас окружало, в то время как ослы, которым досаждали насекомые, стали демонстрировать свой норов.
Натан, изнемогая от болтовни Марии, ответил ей словами из Писания: «Множество путей кажутся человеку подходящими, но все они оказываются путями к смерти».
Затем, указав на меч, висевший у меня на поясе, он уверенным шагом пустился в путь, силой увлекая за собой навьюченного осла и словно давая понять, что мы вольны поступать так, как нам хочется, а он не намерен отступать от намеченного плана нашего предприятия.
– Мужчинам нечего бояться, – захныкала Мария – А я – самая молодая среди вас, и как мне говорили, такой кровожадный и хитрый зверь, как лев, всегда выбирает самую нежную плоть.
– Разве мы не можем идти по тому же пути, по которому ходил Иисус из Назарета? – сердито возразила Сусанна – Если тебе страшно, я могу ехать впереди, и пошлю льва куда подальше. Я уверена, что он не посмеет тронуть меня!
Ужасно рассердившись, я вмешался в их спор и сказал, что никому из нас не известно, по какому пути назаретянин отправился в Галилею, если только он действительно туда отправился! Возможно, эта история была придумана правителями Иерусалима, чтобы избавиться от галилеян. Лично у меня не было никакого желания с мечом в руке вступить в единоборство со львом, хотя в цирке мне однажды удалось видеть закаленного в боях человека, вышедшего победителем в подобной схватке. Однако Натану хорошо была известна дорога и подстерегавшие на ней опасности, и по моему мнению, самым надежным было следовать за ним.
Мы продолжили путь, и каждый из нас в душе сдерживал злость. Нам пришлось закатать одежды, чтобы пройти через полузатопленный брод, и заставить ослов идти в воду. Оказавшись наконец на суше, мы угодили в руки легионеров, радостно приветствовавших появление Марии. Увидев мой меч, они заставили меня спешиться, швырнули на землю и, думаю, могли бы убить, если бы я не выкрикнул по-гречески и по-латински, что я – гражданин Рима. Несмотря на разрешение на ношение оружия, они обыскали всю нашу поклажу, развлечения ради ощупали Марию, и я уверен, что если бы не мое присутствие, обязательно затащили бы ее куда-нибудь в заросли.
Отсутствие дисциплины в их рядах объяснялось следующим: они не входили в состав регулярного отряда, патрулирующего на дорогах, и не были на маневрах; просто их офицеру захотелось поохотиться на льва, и он вместе с лучниками отправился на холм, а повстречавшимся нам солдатам выпала задача выгнать хищника из зарослей громким стуком о щиты, что нельзя было назвать приятным занятием, несмотря на то что лев мог быть уже достаточно далеко, и поэтому, чтобы подбодрить себя, они выпили.
Их обращение настолько уязвило мое самолюбие, что теперь я понял, почему иудеи ненавидят римлян такой лютой ненавистью. Мое прежнее скверное настроение превратилось в безудержный гнев, и когда на вершине холма мне повстречался центурион, мысли которого были целиком обращены на то, как добыть шкуру льва, я вызверился на него и стал угрожать, что пожалуюсь прокуратору на поведение его людей.