Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Я исполнял свои священные обязанности как слуга господа нашего Иисуса Христа, — сказал Полента.
— Семь суток заключения на хлебе и воде за исполнение священных обязанностей, — сказал капитан.
— А может, его тоже немного постегать для порядка? — предложил Бомболини. — По его милости мы могли бы все взлететь на воздух.
Это были не единственные жертвы. В течение первой недели немцы взяли под стражу немало народа и со всеми обходились довольно круто, но все это было бы ничего, если бы не штрафы. Было приказано очистить Старый город от всех навозных куч, а с тех, кто опорожнял свои ночные горшки на улицу, взимали штраф. Тех же, кто осмеливался хотя бы на минуту затеплить у себя огонь или приотворить дверь дома после восьми часов вечера, хватали и избивали. По истечении первой недели капитан Фон Прум написал своему отцу такое письмо:
«Пока все идет хорошо. Лучше даже, чем мы могли надеяться или мечтать. Я плюю через левое плечо. И стараюсь постоянно держать в уме слова Клаузевица, которые ты так часто цитировал: «Первое правило: никогда нельзя недооценивать характер и способности врага».
В мои намерения не входило привлекать к сотрудничеству с нами мэра здешнего города, но он так услужлив, так старается быть полезным, так аккуратно выполняет все наши приказы, что я нахожу это весьма удобным. Он настоящий шут, а я, по-моему, уже писал тебе, что этот народ обладает ярко выраженным тяготением к скоморохам. Но вместе с тем этот шут как будто умеет делать дело. Я не должен недооценивать его. Я стараюсь не забывать, что и шуты могут обладать известной долей хитрости и даже ума, хотя, надо признаться, в этом человеке подобные качества обнаружить трудно».
Он писал далее, что на первых порах был суров и крепко завинтил гайки, а теперь намерен сделать некоторые послабления. «Если все пойдет, как надо, народ будет благодарен мне за маленькие поблажки», — писал он.
Капитан был неколебимо убежден в том, что вежливость и мягкость в обхождении хороши лишь в тех случаях, когда за ними стоят превосходство и сила, иначе же они просто признак слабости. «Слабый вынужден быть обходительным, в то время как сильный может позволить себе быть обходительным. На следующей неделе я позволю себе быть обходительным».
В первые дни по прибытии в город капитан поселился во Дворце Народа, но Дворец показался ему слишком обширным и мрачным, и Бомболини убедил его перебраться на другую сторону площади, в дом Констанции Пьетросанто — маленький, но удобный, чистый, хорошо проветриваемый и светлый.
Констанция, плача и причитая, взывала к своим братьям и сестрам:
— Почему в мой дом? Почему он из кожи вон лез, уговаривая немца переселиться ко мне?
— Уймись, — успокаивали ее. — Бомболини знает, что делает. Это ради самого для нас главного, ради вина.
А потом, как-то утром в конце недели, ефрейтор Хайнзик вручил Констанции конверт, и в конверте было пятьдесят лир, после чего такие конверты стали поступать к ней каждую неделю. По законам войны немец не обязан был платить, но он позволил себе этот широкий жест.
Солдат разместили в конторском помещении Кооперативного винного погреба. Всех, за исключением фельдфебеля Трауба, который устроился вместе с капитаном в доме Констанции. Капитан мог бы расквартировать солдат и в частных домах, но он опасался, как бы они там не изнежились и не подпали под действие различных соблазнов и город Санта-Виттория получал плату за использование конторского помещения. Каждую неделю капитан вручал Итало Бомболини пятьдесят лир, и это было единственным источником дохода для всего города.
— Смекаешь? — говорил фельдфебель Трауб Бомболини — Он тверд, но справедлив. Поживешь — увидишь. Ты, верно, сам не понимаешь, что имеешь в его лице друга. Так что ты иди ему навстречу, сотрудничай с ним.
Это слово сразу пошло в ход — его можно было услышать на каждом шагу.
«Мне кажется, я начинаю завоевывать их симпатии, — писал капитан своей невесте Кристине Моллендорф. — День ото дня они все охотнее идут на сотрудничество со мной».
Он не знал тогда, да так никогда и не узнал, что Бомболини тоже выработал свою политику и даже подыскал ей название: «Активное сотрудничество» (так у него было записано). Мы должны были не только идти навстречу немцам, но предупреждать их желания и исполнять их приказы не из-под палки, а с охотой и рвением.
Эти первые недели в Санта-Виттории все только и делали, что улыбались. Мы каждую минуту улыбались солдатам, и они, хотя им полагалось сохранять суровость, невольно начинали улыбаться нам в ответ. То и дело слышалось «доброе утро» или «добрый вечер». Мы узнали имя капитана и немедленно пустили его в ход: «Доброе утро, капитан фон Прум», «Как вы себя чувствуете сегодня, капитан фон Прум?» Когда капитан шел по Корсо Кавур, только и слышно было: «Фон Прум, фон Прум», — словно яблоки сыпались в бочку.
А затем у нас появились Бригады Веселого Досуга. Наши молодые парни разбились на группы и по очереди пили с немецкими солдатами, играли с ними в карты и улыбались им. Встречи происходили в конторском помещении винного погреба, куда поставили на постой солдат, и место это было как нельзя более удобным. Вино у них под боком, говорил Баббалуче, так где же и сидеть кроликам, как не у входа в огород?
Люди спрашивали:
— Ну как они — заглядывают туда? Перелезают через ограду?
А ребята из Бригад Веселого Досуга отвечали:
— Заглядывают. Пощипывают помаленьку.
Однако немцы только посматривали на вино и почесывали скулы, но не прикасались к бутылкам. Бригады Веселого Досуга приходили посменно. Одни забегали поутру, чтобы помочь немцам опохмелиться граппой, другие — в полдень, чтоб немножко подкрепиться с ними рюмкой вермута, а потом кто-нибудь приносил бутылочку вина к обеду, а затем, после того как солдаты вздремнут часок, необходимо было слегка освежиться, и уж только вечером приступали к основательной выпивке и игре в карты. В результате всех этих мероприятий немцы стали держаться с итальянцами по-приятельски и большую часть времени находились под хмельком, а некоторые просто были пьяны с утра до ночи. Развалившись вечером на своих солдатских одеялах, они глядели на нас голубыми пьяными коровьими глазами и улыбались.
Есть у нас поговорка, и, похоже, правильная: «Характер слуги хуже всех знает его хозяин». Капитан фон Прум не видел того, что происходило у него под носом. Туфа высказался по этому поводу так: «Лишь в ту минуту, когда жизнь офицера находится в опасности, он узнает, чего стоят его солдаты».
Мысли фон Прума были заняты другим. Первые успехи, одержанные им на пути к «бескровной победе», наполняли его ликованием. Действительность превзошла все его самые радужные мечты. События развивались столь успешно, что он в конце концов почувствовал необходимость поговорить с этим итальянцем, с мэром, и как-то вечером, на восьмой день своего пребывания в городе, призвал к себе Бомболини.