Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Надо было тебе остановить работу, Луиджи. Надо было набраться мужества и остановить работу.
— Не могли мы остановиться, — сказал Луиджи. — Слишком мы устали, чтобы останавливаться. Мы только и могли, что вкалывать и вкалывать.
Тут все повернулись к фальшивой стене и теперь уже увидели сами.
— Да она же лезет в глаза, как новая могила, — сказал кто-то.
— Как монах в борделе, — сказал Баббалуче.
Мотоколонна капитана фон Прума должна была двинуться с площади Фроссимбоне в направлении Константиновых ворот в два тридцать пополудни, и вот в два двадцать пять фельдфебель Трауб отдал приказ завести моторы. Мотор у грузовичка завелся, но мотор у мотоцикла молчал. Трауб слез с седла мотоцикла, извинился перед капитаном фон Прумом, который сидел в коляске, и, опустившись на колени, принялся обследовать мотор. Хайнзик смотрел на него через плечо.
— Это свечи, — сказал ефрейтор. — Какая-то сволочь украла ваши свечи. Трауб совсем сник.
— Мне потребуется два дня, чтобы добыть эти свечи, — сказал он.
Хайнзик успокаивающе положил руку Траубу на плечо.
— Сейчас предпримем экспедицию, — сказал он.
И пошел по улочке, ответвлявшейся от площади; дойдя до велосипедов, стоявших в ряд на теневой стороне под маскировочной сеткой, он посмотрел вверх и вниз по улочке, нырнул под сетку и через две-три минуты снова появился на площади, поигрывая украденными свечами.
— В Италии, — сказал Хайнзик, — надо и вести себя, как «макаронники». Обирать этих мерзавцев, где только можно.
И вот всего с минутным опозданием мотоколонна двинулась к городским воротам. Мотоцикл ехал впереди, позади него — грузовичок, который под присмотром Хайнзика вел солдат. В кузове грузовичка, тесно прижавшись друг к другу, сидели еще пятеро солдат, а за грузовичком ехало орудие двойного назначения. У ворот им пришлось остановиться для проверки документов.
— Не хотел бы я ехать туда наверх, — заметил один из немецких солдат, стоявших на посту. — Ввосьмером-то!
Итальянского же солдата, стоявшего на посту, это расстроило.
— Что же людей-то так мало? — заметил он. — Это оскорбительно — неужели не ясно? Было бы человек пятьдесят, сто — ну, тогда ничего не поделаешь. Но восемь!.. Им же придется драться — хотя бы для того, чтоб защитить свою честь.
— А может, у них вовсе и нет чести, — сказал один из немцев.
Итальянец почувствовал себя задетым,
— Ты их оскорбляешь, — сказал он. — Предупреждаю тебя. Этим ты оскорбляешь меня.
Все рассмеялись.
Все равно, не хотел бы я лезть туда наверх, — повторил немец.
— Рассказать им насчет «бескровной победы», герр капитан? — спросил Трауб.
" Нет, пусть сами узнают, почитав историю, — сказал фон Прум.
В самом начале четвертого из караульной у ворот вышел сержант и вручил фельдфебелю Траубу пропуск на выезд мотоколонны.
— Санта-Виттория, да? — спросил он.
— Так точно. Санда-Виддория, — подтвердил Трауб. Они спустились вниз по длинному пологому склону, что идет от Монтефальконе к Речному шоссе, и затем повернули налево, в сторону Санта-Виттории. Движения на дороге не было, и, хотя небольшие ямки от пулеметного обстрела с воздуха создавали тряску, немцы получали удовольствие от езды. Дорога из Монтефальконе славится своей красотой. Сегодня туристы выходят здесь из автобусов и снимают дорогу и окрестности, так что, наверно, здесь и в самом деле красиво. Но люди, родившиеся тут, этого не замечают. Дорога для них — это враг, которого нужно одолеть, она измеряется количеством пролитого пота и потраченных часов.
А капитан фон Прум наслаждался. Он радовался тому, что они сдвинулись наконец с места, и ему не терпелось поскорее приступить к претворению в жизнь своих идей.
— Итак, мы вступаем в первую фазу «бескровной победы», — сказал капитан, и фельдфебель Трауб кивнул.
— Мы впишем свои имена в историю там, наверху, — сказал капитан, и Трауб снова кивнул. («И еще найдем себе могилу», — подумал он.)
Когда мотоколонна находилась примерно в миле от нашей дороги — это даже не дорога, а узкий проселок, проложенный для повозок и волов ногами волов и колесами повозок, — фон Прум поднял руку, подавая сигнал, и они остановились в тени березы, которой почему-то дали тут уцелеть.
— Мы едем с опережением срока, надо подождать, — сказал капитан.
Слева от дороги тянулись пологие холмы; капитан с фельдфебелем сошли с мотоцикла, направились к ближнему холму и стали подниматься вверх; когда они почти достигли вершины, взору их открылась паша гора и Санта-Виттория на ней. Облака, подступавшие к городу утром, сейчас надвинулись на него, — облако закрывало солнце, и город погружался в тень, потом оно проходило, и город снова заливало солнце, так что издали он выглядел чистеньким и сверкающим, а кому-то мог показаться даже таинственным: уж очень оп взобрался высоко и был так далек от мира, лежавшего у его ног.
— Вот он, — сказал капитан фон Прум. — Это и есть наш город.
— Да он такой же, как все, — сказал фельдфебель.
— Если не считать того, что это нашгород.
У капитана был бинокль, и притом неплохой, и потому он мог обозреть всю дорогу, на всем ее протяжении вверх по склону и через виноградники, — он мог бы разглядеть даже людей, толпившихся у Толстых ворот.
— Там наверху, на дороге, — люди, большая группа людей, — сказал фельдфебель Трауб. Глаза у него были острее, чем у капитана, да к тому же тот дал ему свой бинокль.
— Это комиссия по встрече.
— Если бы я знал их язык, я бы мог по губам скачать, о чем они говорят, — сказал Трауб.
— А я и так могу сказать. Они говорят о погоде, о винограде и о вине. Ни о чем другом они не говорят.
Фельдфебель повел биноклем вдоль проселка вниз по горе и за поворотом, недалеко от того места, где проселок ответвляется от Речного шоссе, увидел на дороге препятствие.
— Они перегородили чем-то дорогу, капитан, — сказал фельдфебель Трауб.
— А рядом там никого не видно? Никаких признаков людей?
Трауб, как хороший солдат, тщательно осмотрел в бинокль все вокруг. Никаких признаков жизни заметно не было.
— Это повозка. Просто повозка стоит на дороге.
Фон Прум улыбнулся.
— Прелестно, чисто по-итальянски, — сказал капитан. — Детская выходка, досадная и бессмысленная.
И они зашагали вниз с холма в направлении Речного шоссе и мотоколонны.
Люди, увиденные ими на горе, возвращались из Римских погребов; это были Бомболини, Туфа и все остальные. Они уже прошли полпути вверх по горе, и никто за это время не сказал ни слова. Слишком они устали и слишком были огорчены. Они столько всего предприняли, они были так близки к победе, они уже лизнули ее и познали ее вкус, а она выскользнула из их рук. Все частицы головоломки удалось собрать и подогнать, все сработало, кроме одной детали, последней и самой главной, — двери, ведущей к вину.