Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Не надо ничего говорить людям, — сказал Бомболини. — Ни к чему им знать — только расстроятся.
— Нет уж, ты им скажи, — возразил Туфа. — Они же знают все остальное. Они имеют право знать и это.
Фабио невольно улыбнулся, услышав, как бывший фашист рассуждает о доверии к народу. Когда они дошли до Уголка отдыха, места, где неизменно останавливается всякий, кто идет в гору, они тоже остановились — не только по привычке, но и потому, что не могли идти дальше, и посмотрели назад, на лежавшую внизу долину.
— Теперь вы решили умыть руки, но я вам этого не позволю, — сказал им Туфа.
— Почему ты говоришь нам об этом сейчас? — спросил кто-то.
— Потому что, надеюсь, вы уже немного пришли в себя и успокоились насчет стены, — сказал Туфа.
— Я никогда не успокоюсь, эта стена будет вечно стоять у меня перед глазами, — сказал Бомболини.
— Если немцы не заглянут в погреб, когда будут подниматься на гору, если они не заглянут туда сегодня и не заглянут туда завтра, стена будет воздвигнута заново.
— А, ну конечно, — сказал Бомболини. Никто не в состоянии был поверить Туфе. Слишком это казалось невероятным, и слишком тягостно было бы надеяться. — Конечно, немцы не заглянут туда! Они пройдут у самого входа и не заглянут туда! — Бомболини повернулся к Туфе: — Ты же сам говорил нам, какие они дотошные.
Но фальшивую стену уже начали рушить. Даже с того места, где они стояли на горе, слышно было, как застучали первые кирпичи по большим медным котлам, которыми мы здесь пользуемся, чтобы мешать вино с травами при изготовлении вермута. Эти котлы — самое ценное, что есть у нас в Санта-Виттории, — были снесены вниз и спрятаны вместе с вином, чтобы немцы не могли их увезти.
Главной бедою в фальшивой стене были кирпичи. Это были не новые, а очень старые кирпичи, но за многие сотни лет выбеленные солнцем, добела отмытые тысячами зимних дождей, обточенные бесконечным множеством ветров. Как сказал Баббалуче, они выделялись на фоне остальной стены, точно монах в борделе. Так вот: их решили покрасить. Идея эта принадлежала Старой Лозе. Кирпичи сваливали в огромные медные котлы, куда вылили несколько сот бутылок нашего лучшего красного вермута, — больно было видеть, на что идет такое доброе вино.
И кирпичи начали пить. Они поглощали вино, они впитывали его в себя всеми своими порами и краснели, становились темно-красными, густо-красными, такими же темными и красными, как само вино. Пока кирпичи пили, укладчики мазали стену вокруг пролома вином, чтобы все кирпичи, когда фальшивая стена будет воздвигнута, сошлись по цвету и составили единое целое.
— Так оно и получится, как я говорил, — сказал Ста рая Лоза. — Вино спасет вино.
Тем временем люди, сидевшие в Уголке отдыха, поднялись на ноги и двинулись дальше, как вдруг Туфа увидел на проселке повозку.
— Что это там такое? — спросил он. — Кто это поставил?
— Это повозка, — сказал Бомболини. — Моя двуколка. Я разрешил Фабио делла Романья и сыну Кавальканти поставить ее там сегодня утром.
Туфа сначала огорчился, потом разозлился.
— В виде, так сказать, вызова, — пояснил Бомболини,
— А ты понимаешь, что, если из-за этой повозки они задержатся, это их взбесит? — сказал Туфа. — Ты что, не знаешь, как они любят всегда быть вовремя? Ты не знаешь, что за такие вещи они разделываются с людьми?
— Но это же ерунда, так сказать, жест, — возразил Бомболини.
— Вот так же говорил тот человек в Рокка-ди-Камера, — сказал Туфа. — Его спросили, в каком направлении находится враг, а он сказал: «Рехнуться можно, а я-то думал, что враг — это вы!» За это они расстреляли его жену и его детей, а его оставили жить, чтобы он как следует прочувствовал свою шутку.
— Я могу спуститься и столкнуть с дороги двуколку, — предложил Фабио, но Туфа сказал, что для этого уже нет времени и что лучше, чтобы никого не было возле повозки, когда придут немцы.
После этого они молча продолжали путь. В виноград-пиках было полно народу — кое-кто работал, но большинство лежало в тени под лозами и спало,
— Надо их разбудить, — сказал кто-то.
— Нет, пусть спят. Это только подтвердит мнение немцев о нас, а они считают нас лентяями, — сказал Туфа.
Когда они подходили к Толстым воротам, навстречу им вышло несколько человек.
— Ну, как стена? Как она выглядит? Все успели заделать? — посыпались вопросы.
Бомболини посмотрел на Туфу, а Туфа в свою очередь посмотрел на него.
— Нет, еще не все. Они еще там работают.
Все очень удивились и испугались, услышав это.
— Но ведь говорили… Бомболини покачал головой.
— Нет, нет, — сказал он. — Вам сказали неправду: стена еще не закончена. — Неприятно ему было говорить это. — Эх, жалко, пот с нами Маццолы, — сказал он, обращаясь к Пьетросанто.
— А мне жаль, что нет с нами Копы, — сказал Пьетросанто.
Хотя ни Копа, ни Маццола за последние годы не соорудили ничего особенного, но когда-то не было в Санта-Виттории людей более искусных в обращении с кирпичом и камнем.
— Ты сделал то, что нужно? — повернувшись к Пьетросанто, спросил Бомболини.
— Да. Все в порядке. Я позаботился о «Банде». Бомболини зажал руками уши.
— Лучше не рассказывай, — сказал он. — Я не хочу об этом слышать. — Тем не менее он не без уважения посмотрел на Пьетросанто. — Очень было страшно? Трудно тебе было?
— Нет, нетрудно, — сказал Пьетросанто. И вдруг остановился, точно ноги его попали в колодки и перед ним возник невидимый барьер. — Слышали? — спросил он. — Теперь-то вы слышали? Тихо! — рявкнул он.