Тайники души
Шрифт:
— Да, он говорил мне об этом. Но ему как-то не пришло в голову провести параллель между этой Робин и тем гостем, которого ты собиралась привезти.
Дотти бросила на нее проницательный взгляд.
— Он не грубил тебе? Я знаю, с Люком бывает непросто…
— Я же сказала, все было нормально, — снова заверила ее Робин, думая о том, что замечание Дотти о Люке было самым потрясающим преуменьшением года. Люк казался ей наиболее непостижимым и невыносимым мужчиной из всех, кого она имела несчастье
— Надеюсь, так оно и есть, — сказала Дотти. — Мне бы очень хотелось, чтобы вы поладили.
Робин пристально посмотрела на подругу. Ей показалось или Дотти действительно чего-то не договаривала?
— Просто не могу поверить, чтобы Люк не знал, кто ты такая, — затараторила Дотти, старательно избегая ее взгляда.
— Откуда бы ему знать это? — пожала плечами Робин.
Одинокий блинчик на ее тарелке остыл и теперь совсем не вызывал аппетита. Дотти, похоже, тоже была сыта, так что Робин, чтобы чем-то занять руки, принялась убирать посуду.
— Ты ведешь рубрику в «Мире искусства» уже три года, — возмутилась Дотти, — и в каждом номере печатают твою фотографию!
Действительно, Робин показалось, что Люк узнал ее в тот первый вечер, когда она сняла шляпку в кухне. Она даже была огорчена этим, потому что мечтала о спокойном отдыхе, далеком от любых напоминаний о работе. Но потом выяснилось, что все дело в рисунке Теренса, который Дотти так заботливо повесила на стену в спальне.
— Люк читает этот журнал, — продолжила Дотти, — у него в комнате их целая стопка.
— Если только он использует их не для того, чтобы разжигать камин, — пошутила Робин.
— Для этого нет необходимости покупать дорогой глянцевый журнал, — резонно возразила Дотти. — Газеты горят гораздо лучше… — Она подавила зевок. — Знаешь, когда вчера мы говорили с тобой по телефону, твой голос показался мне странным, словно ты была чем-то расстроена. Отчасти поэтому я приложила все усилия, чтобы вырваться сюда пораньше.
Робин сделала вид, что целиком поглощена посудой.
— Ну, я вчера проделала почти такой же путь, как ты сегодня, и тоже очень устала. Может, поэтому мой голос показался тебе странным, — предположила она.
— Наверное, ты права, — согласилась Дотти. — До чего же хочется спать!
— Иди ложись, — посоветовала подруге Робин. — Мы успеем поговорить обо всем завтра. А я уберу тут все и тоже лягу.
— Ты уверена? — засомневалась Дотти.
— Конечно, — успокоила ее Робин, включая воду. — Прими горячую ванну и забирайся в свою теплую, уютную постельку. Мне очень нравится возиться в этой кухне.
— Ты просто душка! — расцвела Дотти. — Так я пойду. Увидимся завтра. Это так здорово, что ты все-таки приехала! Нам слишком долго не удавалось побыть вдвоем!
Слишком долго. У обеих женщин было на редкость плотное расписание. Дотти разрывалась между лондонской сценой и двумя спектаклями в Дублине, а Робин была по горло занята работой в своей картинной галерее, успевая в свободные минуты писать обзоры для «Мира искусства». И все же после слов Дотти о каком-то чувстве вины, связанном с Теренсом, Робин не могла отделаться от ощущения, что подруга просто избегала ее.
Хотя ей очень хотелось верить, что это ее беспочвенные домыслы.
Она послала Дотти ободряющую улыбку.
— Поговорим завтра. Спокойной ночи, Дотти.
— Спокойной ночи, Робин, — улыбнулась Дотти в ответ и, зевая, направилась в холл. В дверях она снова остановилась. — У вас с Люком были какие-нибудь планы на завтра?
Какие, интересно, планы могли быть у них с Люком? Лично она, Робин, хотела только одного: держаться от него подальше.
— Что ты, глупышка, — отозвалась она. — Мы ведь ждали, что ты приедешь утром.
— Отлично, — кивнула Дотти. — Тогда увидимся утром.
Оставшись одна, Робин снова, уже в сотый раз за то время, что провела здесь, погрузилась в размышления о том, как ей вести себя с Люком.
Можно было попытаться сделать вид, что между ними не произошло ничего особенного. Но Люк вряд ли согласится играть в эту игру, даже перед Дотти. Что было довольно глупо с его стороны. Через несколько дней Робин так или иначе вернется в Лондон — она обещала приехать не позже, чем через пять дней, когда в галерее откроется выставка работ молодых художников. У ее отношений с Люком нет и не может быть будущего. И к тому же есть еще Шарлотта…
И все же бесполезно отрицать: Робин было очень хорошо в его объятиях, и именно тогда она впервые с тех пор, как погиб Теренс, почувствовала себя снова живой.
Что это было? Просто физическое влечение? Скорее всего, да. Ведь она, разумеется, не влюблена в Люка Харрингтона! Грубый, циничный, полный эгоизма — Робин сомневалась, что сможет найти в его характере хотя бы одну хорошую черту.
Но должно же было быть хоть что-то! Недаром Гарм так предан ему. Собаки инстинктивно чувствуют плохих людей, значит, Люк не такой уж плохой.
И он был добр к ней, когда узнал о смерти ее мужа. Он любит сестру и заботится о ней, и Дотти отвечает ему тем же…
Ладно, решила Робин. Остановимся на том, что он добр к своей семье, собакам и вдовам, — и покончим с этим. Все равно у нее не может быть ничего общего с Люком…
— Я так и думал, что застану вас здесь, — произнес Люк за ее спиной так неожиданно, что она чуть не уронила чайник. — Решительно, вам нужно что-то делать с нервами, — заметил он, устраиваясь на стуле напротив нее.