Тайной владеет пеон
Шрифт:
Она похлопывает мула по глянцевитому крупу:
Будь хоть ты к нему привязан... Больше ни-ко-го!Оглушительный хохот разносится над плантацией. Сбегаются надсмотрщики, Роб подает Росите предостерегающий знак, но она как ни в чем не бывало отвинчивает крышку бидона, черпаком разливает по мискам кофе. И при этом поет:
Кофе греет. Ближе кружку! Торопись! О-хо! Штраф нагреет на получку — Больше ни-че-го!Капатас останавливает певунью:
— Не забывайся... Ла Фрутера не любит этих штучек!
Пеоны заступаются за свою любимицу:
— Сеньор капатас, — говорит высокий смуглый парень, — да что вы, песенка безобидная...
Нет, сеньоры, Росита не желает, чтобы ее песенки считались безобидными:
Есть у Ла Фрутера песня — Торопись! О-хо! Сдай плоды, а сам хоть тресни — Больше ни-че-го!Люди смеются от всей души, громко, подбрасывая вверх платки, шляпы.
— Разливай и убирайся! — кричит капатас.
Э, нет, Росита не уберется. Сейчас начнется большой разговор. Но вот тебе, капатас, лучше убраться отсюда...
— Лавочник просил, сеньор капатас, чтобы вы рассчитались с ним за ящик виски.
— Ладно, помалкивай, — отрезает капатас, замечая вокруг ухмылки.
— Если у вас деньги при себе, — невинно говорит Росита, — вы можете передать через меня.
Смех. Все знают, что капатас не любит платить за выпивку. Капатас багровеет и спешит улизнуть.
— А теперь давайте договариваться точнее, — говорит Роб. — Товарищи из центра надеются, что мы оттянем карателей с Рио Дульсе.
Подкрадывается капатас. Но звонкая песня предупреждает друзей:
Повстречался мул с друзьями — Веселись! О-хо! Я с хвостом, а вы с хлыстами — Больше ни-че-го!Мул бьет хвостом, отгоняя москитов, дребезжат пустые бидоны.
Капатас отшатывается и чертыхается. «Погоди, девчонка, мы еще встретимся». Ему и невдомек, что больше им не доведется встретиться. Что последний раз Росита потчует здешних пеонов своими лепешками.
— Расскажи что-нибудь на прощанье, «певунья», — просит Антонио — высокий статный пеон.
— Рассказать? С хорошим концом или плохим?
— Я люблю грустные сказки, — признается Антонио.
— С хорошим концом! — возражает сосед.
— С хорошим! — зашумели пеоны. Девочка смеется.
— Будет по-твоему, Антонио, и по-вашему, сеньоры: будет и грустно и хорошо.
Откуда знает Росита столько сказок? То ли наслушалась приезжих — ведь в Пуэрто бункеровались пароходы из многих стран, то ли сама придумывает их? Но вот эту сказку о Мариа Текум она слышала от дяди Карлоса. Она хорошо помнит вечер, когда отец и Карлос пришли домой около полуночи, усталые, насквозь промокшие. Она высушила на очаге их куртки, почистила туфли, напоила горячим кофе.
— И охота вам была в ливень на собрание тащиться? — зевнула она.
Мануэль что-то проворчал. Карлос задумчиво посмотрел на девочку и, пряча улыбку, спросил:
— А как же Мариа Текум тащилась?
— Какая Мариа Текум?
Тогда Карлос и рассказал ей легенду о Мариа Текум.
Росита передает ее пеонам и кое-что добавляет от себя. Самую малость. Был такой замечательный человек Текум-Уман. [28] Когда завоеватели пришли на его землю и стали грабить и убивать, Текум-Уман обошел много селений, собрал индейские племена и принял с ними удар завоевателей. Он выиграл много сражений, но хитрый испанец Педро Альварадо заманил Текум-Умана в ловушку и пленил его. Когда Текум-Уман со связанными руками шагал среди стражи, встречные индейцы падали на колени и клялись ему в верности. Гибель вождя оплакивала вся страна. А когда весть о казни брата дошла до Мариа Текум, горе и гнев ее были безутешны. Она поклялась свести счеты с врагами своей земли. Покинув долину, где был казнен брат, Мариа Текум отправилась оплакивать его в горы. Пробираться было трудно, но горе и гнев придали ей такую силу, что она по пути меняла русла рек, крушила скалы, пробивала новые тропы в горах. И природа покорялась ей: вода, низвергаясь с гор, сносила дворцы чужеземцев, скалы, скатываясь вниз, погребали завоевателей под обломками, вулканы, зажженные ею, выбрасывали потоки кипящей лавы на города, где квартировали армии испанского короля. Так отомстила убийцам своего брата дочь Гватемалы — Мариа Текум.
28
Вождь гватемальских индейцев, поднявший народ на борьбу против испанских завоевателей.
— И вот почему, — добавила Росита, — гватемальская земля такая изломанная и крутая. По ней шла Мариа Текум.
— Хорошая сказка, — вздохнул Антонио. — И скалы ей подчинились.
— Ты еще много знаешь таких? — спросил кто-то.
— Много, — вздохнула Росита. — Да что сказки — мне бы в школу пойти, писать и читать научиться...
Она отвязала мула и звонко крикнула:
— Попрощайся с сеньорами, мул. Они заслужили много хороших сказок, но у нас мало времени.
Славная девушка Росита.
Гонг. Конец обеда. Пеоны словно не слышат. Сидят, лежат.
— Вставайте, бездельники! — кричит капатас — Вставайте, свиньи! Вы что — не слышите гонга?
Антонио, не поднимаясь, ленивым движением руки ткнул через плечо, в сторону портрета. Капатас посмотрел в ту же сторону и — то ли от выпитого вина, то ли от испуга — покачнулся. Да и не мудрено. Дерзость пеонов была неслыханной, полиция арестовывала и за меньшие проступки. Портрет президента Армаса пересекала сделанная мелом надпись: «Дерево не напоишь огнем, пеона не накормишь гнилью. 24 часа забастовки скажут тебе, что мы — люди!»
— Кто писал? — заорал капатас. — Кто бастует?
Он подбежал к портрету и, дрожа и суетясь, рукавом куртки начал стирать надпись. Вымазался в мелу, диким взглядом окинул лежащих пеонов и бросился к конторе. Через несколько минут все надсмотрщики и служащие плантации, доставая на ходу оружие, мчались к поляне. Антонио увидел бегущую группу первым и присвистнул:
— Выбирайся. — сказал он Робу. — В самый раз. Теперь и без тебя управимся. А будешь в наших краях, — весело добавил он, — не забудь «певунью» прихватить, с новыми песнями.