Тайны имперской канцелярии
Шрифт:
– А ты-то понимаешь?
– Думаю, нет, - сокрушенно помотал головой лекарь, - я ведь любил вовсе не так, как все, а по иному. Я был влюблен в душу людскую, а не в тело и его красоту.
– А что, это ты говоришь о своей "бабе"?
– удивился граф.
– Да, - грустно вздохнул Иннокентий, - она когда-то была гораздо лучшей, но жизнь заставила предать свои взгляды и стать невыносимо сварливой, чтоб уберечь саму себя в этом аду.
– А как же мы все?
– спросил снова Иван Алексеевич, удивляясь такому объяснению.
– Не знаю, у каждого все происходит по-своему. И порой, тяжело отделить где, что. Но думаю, у вас настоящая любовь.
– Это что, видно?
– удивился губернатор.
– Нет, но я это чувствую внутри. Не могу объяснить как. Это мое чувство.
– Но ты же говорил, что чувству нельзя доверять?
– Да, но не этому. Это чувство, которое я испытываю всякий раз сближаясь с другими, не имеет ничего общего с обычными. Наверное, его можно отнести к разряду слепого уверования.
– Ну вот, опять ты противоречишь себе. Теперь, уже слепое чувство.
- Нет, я не это хотел сказать, - задумался на минуту лекарь, - я хотел сказать, что мое чувство - это чувство предостережения ото всего, что происходит.
– Как это, не понял?
– Как же вам объяснить, - думал вслух Иннокентий, - наверное, проще сказать так. Мое чувство не затрагивает ваши или чьи-то интересы. То есть, мне нет надобности взыскивать у вас что-то, мне необходимо нужное для простой обыденной жизни. Поэтому, я ему и доверяю, и оно почти никогда не обманывает .
– А что, случается и такое?
– Да, бывает, - огорченно согласился лекарь, - но это уже лично от меня. Когда я начинаю попирать силищу, мною владеющую. To eсть, когда злюсь или недомогаю, или когда просто не в хорошем настроении.
– И как же ты все отличаешь?
– засомневался в его словах граф.
– Да, просто. Я не пытаюсь навязать самому себе это, и нахожу именно то, что нужно. В общем, это довольно сложно происходит внутри, поэтому лучше объяснить не могу.
– Да-а, - облегченно вздохнул теперь и губернатор, понимая, что у того, скорее всего, "не все дома", - тяжело тебе приходится.
– Ну, почему же, - возразил Иннокентий, - вовсе нет. Я радуюсь этому, так как чувствую, что на правильном пути, ибо доверяю тому, что идет от души, а не от тела.
И снова сердце графа забило тревогу.
– А может и нормальный, - думал он, - может, это мы не такие?
И от этой мысли вовсе похолодело в груди. Но все ж граф не подал виду, хотя это было и тяжело.
Наступило короткое молчание.
Но вот лекарь встал и, дружелюбно похлопав
по руке графа, сказал:
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, уважаемый Иван Алексеевич. Не переживайте по этому поводу. Я такой же, как и все. Только не могу смотреть на возрастную умалепицу.
– О чем ты?
– сделал вид, что не понял граф.
– Ладно, можете не признаваться в своем сокровении. Мне это не нужно. Оно нужно вам самим. Вот, когда это поймете, тогда я вам может кое-что и скажу со всего того, что знаю.
Губернатор промолчал и даже обидчиво слегка надул щеки, но, когда знахарь вышел из комнаты, у него снова похолодело внутри.
Боже, а ведь он прав. Я ведь об этом думал. Откуда он может знать такое. Знает, но виду особо не подает. Что-то в этом нечисто.
Пресвятая богородица, а может он и есть Вельзевул, как пишут в старинных книгах?
Да, нет. Чушь какая-то. Он же обычный человек. Да и в детстве росли почти разом. В молодости ходили к девкам и шарахались по разным заведениям.
Что же с ним случилось? Почему он стал таким?
Может, кручина помогла этому?
Так сказать, что он беден - нельзя. Такой же, как и все. Мало у кого и это имеется.
Огромный дом, позади небольшой сад, даже конюшня есть, правда, без лошадей за ненадобностью.
Что не жить-то. Лекарь по фаху. Правда, изгнали собратья его за какую-то неусмиряемость супротив власти их чиновников.
Но он ведь мог вполне обустроиться снова. Даже дома, хоть жена и ворчит. Нет, дело здесь в чем-то другом.
А в чем?.. Не знаю, да и знать не хочу, если честно. Какое мне дело до всего этого. Вот полежу, выздоровею. Затем рассчитаюсь, как и положено, хоть мы и старые друзья, но жить-то надо каждому как-то.
Я уйду к себе, а он останется сам по себе, наедине со своими бесами. Вот жизнь какая штука. Сегодня ты один, а завтра совершенно иной.
Правда, бывает люди и не меняются, но какое дело мне до всего этого?
Я губернатор и повинен заниматься своим делом. А он своим. Вот и вся закавыка той же жизни.
Что-то я не в ту сторону мыслю. Надо бы подумать о другом. Что делать с той чертовой папкой и другими документами? И вообще, к кому обратиться, чтоб разобраться во всем этом?
Не дай бог, еще к зачинщикам прислонят. Попробуй, тогда отвертеться. Смерть не страшна. Страшно имя свое запятнать. Люди ведь узнают, что подумают?
Богоотступник. На царя руку поднял, хоть его и нету уже. Так им какая разница. Потом, не докажешь, что в постели с переломанными ребрами лежал. Да и кто будет спрашивать. Не простой же человек.
Мысли его неожиданно остановились, так как он услышал, как где-то внизу открылась дверь.
Кто-то вошел и довольно долго стучал туфлями и раздевался. Слышался какой-то небольшой разговор, но тихо, и разобрать было тяжело.