Тайны имперской канцелярии
Шрифт:
– Да, пью кое-что. Отвары какие дает. Заговаривает и еще какие-то рукоприкладства совершает к голове, подобно этому, - и учитель показал руками какое-то движение.
– А-а, тогда понятно, - посочувствовал ему граф, - у меня тоже вот не все в порядке.
– Да, знаю я, - ответил Гавриил Эдмонтович, - он мне рассказывал о вас.
– И что же?
– полюбопытствовал Иван Алексеевич.
– Да, разное, - отмахнулся рукой собеседник, -говаривал, что вы, как и я, мучитесь душою.
– Что ж, что верно,
– Только, я вот что мыслю об этом, - учитель ближе склонился к его постели, - ни черта он не смыслит во всем этом деле. Думаю, он на нас что-то испытывает.
– Бог в вами, Гавриил Эдмонтович, - опротестовал его слова губернатор, - так нельзя думать, он ведь нам помогает.
– Э-э, милейший граф, - снова махнул рукой учитель, - помогает, да и свое не забывает.
– Возможно, - согласился губернатор, - но это не дает нам основания думать о нем плохо.
– А я и не думаю, - вскинулся собеседник, - это я так, про себя мыслю. Не дай бог, он услышит это, еще обидится.
– Вот жалкая душенка, - подумал про себя граф, - и зачем Иннокентий именно ее Гавриле подсунул. Надо будет спросить об этом.
– А знаете, - сказал он вслух, - я хотел вас попросить снова сходить к моей жене и передать записку.
– К Анне Андреевне?
– переспросил учитель, - с великим удовольствием. Хорошая, добродушная женщина. Мне б такую жену, а то вон, моя Наталья. Век в деревне прозябает. Говорю, поехали в город, так нет, не хочет. Сказывает, деньжат, мол, у тебя маловато. Оно, конечно, правда. Но ведь и это не дело. Она там, а я тут вот...
– Так вот, - прервал его рассуждения граф, - я бы хотел, чтобы вы после этого сходили еще в одно место, а точнее, съездили на лошадях. Деньги я дам.
– Как скажете, Иван Алексеевич, - все исполню, как есть, - ответил он, почти как заправский дворник..
Граф даже начал подозревать - уж не вернулась ли прежняя душа на место, но, слава богу, тот сам развеял его сомнения, произнеся:
– Видит бог, как я вам благодарен, Иван Алексеевич. Вы ведь моего родного отца от виселицы спасли. Премного виноваты мы перед вами. Это я в том смысле, что рад всегда отблагодарить.
– Ну, полно, полно вам, Гавриил Эдмонтович, - совсем входя в свою роль, заговорил граф, - это ведь не я спас, а царь.
– Ну, царь царем, а вы челобитничали перед ним. Мне-то уж известно. Так куда вы говорите нужно поехать?
– Знаете загород?
– Довольно неплохо. Там проходили мои юные годы.
– Доедете до Петровского монастыря, а там направо по околесице. Вдали имеется дом свежесрубленный и подкрашен слегка...
– Знаю, знаю это место. Царевич там проживает, -кивал головой учитель, не обращая внимания на удивление губернатора.
– Так вот, - продолжил тот с минуту погодя, - постерегите там немного.
– А кого?
– Посмотрите, как там его охраняют.
– Хорошо, не волнуйтесь, все сделаю, - снова перешел он на тон дворника.
– Только не высовывайтесь, - предупредил граф, - чтоб не видел никто. Лошадей можно в лесу спрятать неподалеку. Деньги я дам, чтоб подождал возница. А сейчас, потрудитесь дать мне перо и бумагу. Я напишу пару строк супруге.
Гавриил Эдмонтович встал и поискал то, что просили. Спустя минуту он подал это графу, а сам вышел из комнаты и закрыл дверь.
– Вот тебе на, - подумал про себя Иван Алексеевич, - тут тебе дворник, а тут и светский человек. Всего два часа и совершенно иное. Наверное, в этом есть что-то дьявольское, не иначе.
Граф взял перо и начал писать записку. В ней он извинился перед женой за немоготу встречи и упредил об опасности. Заодно просил разузнать обстановку у других и ему передать через того же человека.
Сложив лист бумаги вчетверо, а затем еще вдвое, граф вложил его внутрь того же платка и позвал учителя.
Тот, очевидно, находился зa дверью, так как, едва услышав голос, сразу вошел.
– Вот, - сказал губернатор, протягивая платок, - здесь все написано. Помните, лично в руки и чтоб никто не уразумел.
– Не волнуйтесь, я это умею делать, - успокоил его учитель, - не раз доводилось.
Граф хотел спросить, откуда ему это известно, но тут же понял, что это было бы неуместно, потому просто сказал:
– Я не сомневаюсь, но все ж хочу упредить. В случае чего, сожгите или выбросьте, чтоб не нашли.
– Хорошо, - кивнул учитель и быстро вышел из комнаты.
Правда, минут через пять он вернулся и спросил:
– А на словах ничего не надобно?
– Нет, лучше так, - ответил граф, укладывая свою голову поудобнее.
– Тогда все, я пошел, - произнес Гавриил Эдмонтович и вышел из комнаты.
А Иван Алексеевич снова окунулся в свои грустные мысли.
Что-то надобно предпринять. Но что? Донести Николаю о готовящемся? А, что это даст? Надо, как следует, поразмыслить.
Скоро Рождество. Но кто на праздник собирается выступать?
Никто. Все об этом знают, что в праздник перевороту не свершишь.
Народ гуляет и надеется на хорошее. Готовится встретить Новый год, как следует и уже заготавливает мак да мед на крещенские пироги.
Сегодня пятнадцатое и до Рождества остается совсем мало. На что надеются выступавшие? На какой случай или на чье-то предположенное самоличное выступление?
Но Василий хитер. Он не будет лично возносить себя. Уж лучше быть не провозглашенным, чем быть не признанным царем. Потому, он подождет до их выступления, хотя и готовил же его тайно он сам.