Тайные тропы
Шрифт:
Усатые тараканы пересекали по полу комнату в разных направлениях. На стенах, окрашенных в неопределенный колер, видны были следы единоборства человека с клопами. Количество этих следов свидетельствовало о боях упорных, кровопролитных.
— Единственно, что утешает, так это прохлада. Здесь как в погребе, — произнес Андрей.
— Да-а... — протянул Никита Родионович, — представляю, какая здесь температурка осенью и зимой.
Едва друзья расположились на отдых, как раздался осторожный стук в дверь, и в комнату просунулась маленькая, совершенно лысая голова управляющего гостиницей Моллера.
— Господин Моллер, пожалуйста! — пригласил Ожогин.
— Да, да, я к вам... Уже было три звонка... заметьте, три... Просили позвонить, и поскорее, вот по этому телефону. — Он подал маленький листок бумаги и без приглашения сел на стул. — Я уже думал: «О! У них есть в нашем городе знакомые...».
Управляющий Моллер был крохотный, щупленький человек; лицо у него сухое, изрезанное морщинками, движения быстрые. Возраст его было трудно определить. По всей вероятности, ему было лет пятьдесят, но с таким же успехом ему можно было дать и сорок, и шестьдесят. Его крошечные, под белесыми бровями, голубые глазки всегда выражали жадное любопытство. К Моллеру неизвестными путями стекались все городские новости, слухи, сплетни. Он был в курсе всех событий. Всякими новостями он был начинен до предела. Стоило ему только потереть усиленно лоб, как сейчас же следовало какое-нибудь необычное сообщение. Так и сейчас, усевшись за стол, он взялся за лоб. Ожогин и Грязнов приготовились слушать.
— Строго конфиденциально, — полушопотом предупредил Моллер. Его сообщения всегда начинались именно с этого. — Сегодня ночью арестовали Вайнберга. Того Вайнберга, который всю жизнь торговал нитками и ни о чем другом, кроме них, не думал. Вы его, конечно, не знаете, но я знаю отлично. Все вещи, что на мне: пиджак, брюки, жилет, — сшиты его ниткам. Я его видел вчера вечером, а ночью... арестовали.
Моллер высоко вскинул плечи и весь превратился в вопрос.
— Ума не приложу, — продолжал он. — Вайнберг арестован! Комедия!
Друзья молчали. Они еще не определили свою позицию по отношению к управляющему и не знали, как реагировать на его болтливость.
Если Моллер знал, что новые жильцы направлены к нему с письменным распоряжением коменданта города и, стало быть, не внушают подозрений, то Ожогин и Грязнов ничего не знали о Моллере.
В Германии, еще в большей мере, чем на временно оккупированной советской территории, от них требовалась исключительная осторожность. Мало ли кого могут подсунуть Юргенс и Марквардт.
— И еще одно происшествие, — продолжал еще тише Моллер, потирая лоб. — Вчера вечером в локале пьяные солдаты из госпиталя убили эсэсовского офицера. Вы подумайте?! И чем убили? Пивными кружками. Они его голову превратили в бифштекс... Да, да... Комедия!
Чувствуя, что Моллер будет долго еще продолжать делиться сенсациями, Никита Родионович вышел в вестибюль к автомату. Он набрал номер. В трубке ответил голос Юргенса.
Юргенс просил зайти Ожогина и Грязнова к нему в десять вечера и сообщил адрес.
С Юргенсом друзья не виделись со дня приезда. Он подвез их тогда к гостинице и приказал ожидать его звонка. О месте пребывания Зорга и Кибица Юргенс не обмолвился ни одним словом.
Никита Родионович вернулся в номер. Моллер, выболтав собранные за сутки сплетни и слухи, стал приглашать жильцов к себе на обед. Чем больше друзья отказывались от его приглашения, тем настойчивее делался управляющий. Наконец, они вынуждены были согласиться.
Моллер жил с семьей в доме, примыкавшем вплотную к гостинице. Жена Моллера, Гертруда, представляла собой резкую противоположность мужу. Внешне она несколько напоминала Матрену Силантьевну Трясучкину, но отличалась от нее невозмутимым спокойствием, царившим в ее глазах, на лице, в разговоре, в движениях, во всей ее расплывшейся фигуре.
— Мы редкая, своеобразная пара, — говорил Моллер, знакомя друзей с супругой, — в другие времена нас бы с ней возили по Германии в качестве экспонатов, а сейчас не до этого.
— Почему? — искренне удивился Никита Родионович.
— Судите сами...
— Оскар! — лениво, с укором перебила его жена, и на лице ее появились признаки смущения.
— Ничего, ничего, — успокоил ее Моллер, — в том, что я хочу сказать, нет ничего позорного, — и он похлопал жену по могучей спине. — Судите сами — рожала Гертруда три раза за нашу супружескую жизнь, а детей у нас шестеро. Ловко?
Гертруда молча накрывала на стол.
Рядом с женой Оскар Моллер казался высохшей таранью — до того он был мал и невзрачен. Как только супруга удалилась на кухню, управляющий заглянул в соседнюю комнату и, убедившись, что там никого нет, сказал:
— Это не жена, а настоящий инкубатор, — и захохотал. — Но мы с ней живем мирно и безо всяких... — Оскар сделал какой-то непонятный жест. Он обычно жестами дополнял то, что не мог выразить словами.
Обедали вчетвером. Дети кушали в отдельной комнате. Когда Грязнов поинтересовался, сколько лет старшему, Моллер ответил:
— Вилли на двенадцать минут старше Эльзы, ему шесть лет, четыре месяца, девять дней... — и, взглянув на стенные часы, добавил: — один час и сорок минут... Видите, какая точность!
Друзья невольно улыбнулись.
Обед был с выпивкой, которой Моллер отдавал должную честь. Жена его ела спокойно, благоговейно. По тому, как она сервировала стол и угощала, можно было заключить, что еда в доме была возведена в священный культ.
Во время обеда управляющий не переставал болтать, потирая периодически свой лоб и закатываясь мелким смешком. Он жаловался на трудности с питанием, на отсутствие жиров, на то, что вместо продуктов дают эрзацы. Потом рассказывал о том, что в город из центра Германии понаехало много семей крупных собственников, скрывающихся от бомбежки; что его гостиница всегда переполнена военными или особо важными персонами, с которыми считается даже комендант города; что на секретный завод, расположенный в лесу, недалеко от города, пригнали новую партию военнопленных; что на прошлой неделе покончил жизнь самоубийством владелец кинотеатра, жена которого сошлась с одним из офицеров гарнизона. Исчерпав весь запас сплетен, Моллер принялся за сальные анекдоты. Супруга неодобрительно взглянула на него, покачала укоризненно головой и вышла из столовой.
Друзья просидели еще полчаса, чтобы не обидеть хозяина. Когда болтовня Моллера стала просто нестерпимо скучной, они поблагодарили за обед и ушли.
На улице Андрей сказал:
— Весь он какой-то прилизанный, скользкий, гаденький. Кажется, если его попытаться схватить, он обязательно выскользнет, вырвется. Но забавный. Очень забавный... и добродушный.
— Меня смущают два обстоятельства, — заметил Никита Родионович. — Уж очень смело он высказывает свое мнение по ряду вопросов и почему-то не проявляет никакого интереса к нам. Кто мы? Откуда? Как попали сюда? При его любопытстве последнее обстоятельство вызывает подозрение.