Театр французского классицизма
Шрифт:
Вскоре пиеса была сыграна в Версале. Там зрители не стеснялись веселиться вовсю, и те, кто считал для себя неприличным смеяться на ее представлениях в Париже, в Версале были вынуждены смеяться, чтобы соблюсти приличия.
Они согрешили бы против истины, если бы упрекнули меня в том, что я утомил их слух судебными кляузами. Язык ябеды чужд мне более чем кому бы то ни было, и я заимствовал из него лишь несколько варварских словечек, усвоенных мною во время одного процесса, [133] в котором ни я сам, ни мои судьи так и не смогли толком разобраться. Если я чего-нибудь и опасаюсь, то лишь одного: как бы серьезные люди не сочли озорством изображение суда над собакой и чудачеств судьи. Но в конце концов я перевожу Аристофана, а ведь он имел дело с довольно требовательной публикой: афиняне-то уж хорошо знали, что такое аттическая соль, и когда что-нибудь вызывало их смех, то это, конечно, не были просто глупые шутки.
133
...во время одного процесса… —
Я придерживаюсь того мнения, что Аристофан поступал правильно, выходя в своих пиесах за пределы правдоподобия. Надо полагать, что судьи Ареопага [134] были бы недовольны, если бы он списал прямо с натуры их алчность, увертки их писцов и хвастливую болтовню адвокатов. Было уместно несколько сгустить краски в изображении действующих лиц, чтобы судьям было труднее себя узнать. Публика умела разглядеть истинное сквозь смешное, и я уверен, что лучше предоставить свободу безудержному красноречию двух ораторов в деле по обвинению собаки, чем посадить на скамью подсудимых настоящего преступника и занимать зрителей судьбой человека.
134
Ареопаг — высшее афинское судилище; в переносном смысле означает любое авторитетное, беспристрастное в своих решениях собрание.
Во всяком случае, могу заметить, что, как оказалось, наш век — не более хмурого нрава, чем век Аристофана, и если целью моей комедии было посмешить людей, то никогда еще комедия лучше не достигала цели.
Я отнюдь не жду для себя больших похвал за то, что довольно долго веселил публику, но вменяю себе в некоторую заслугу, что мне удалось сделать это, нимало не прибегая к грязным намекам и недостойному зубоскальству, которыми теперь без стеснения пользуется большинство наших писателей, заставивших театр вновь опуститься до той пошлости, откуда его извлекли более щепетильные авторы.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Данден, судья. [135]
Леандр, его сын.
Шикано, купец.
Изабелла, его дочь.
Графиня де Пенбеш. [136]
Пти Жан, швейцар у Дандена.
Интиме, секретарь Дандена.
Суфлер.
<135
Данден — это имя носит в книге «Пантагрюэль» Франсуа Рабле один из судейских чиновников. Имя Шикано — также заимствовано у Рабле: автор «Пантагрюэля» называет «шикану» приставов в суде. Имя Интиме взято из средневекового судейского лексикона: так называли в суде защитника.
136
Графиня де Пенбеш. — Старинные комментаторы сообщают, что актриса, игравшая графиню де Пенбеш, появлялась на сцене в платье цвета увядшей розы и с маской, висящей на ухе; по этим приметам зрители безошибочно угадывали, что этот персонаж «Сутяг» — сатира на известную во времена Расина любительницу тяжб графиню де Криссе. Гротескные портреты Графини, Дандена, Пти Жана, Шикано — свидетельство того, что Расин довольно смело выходил за рамки «правильной» классицистской комедии, используя в «Сутягах» приемы аристофановой сатиры.
Действие происходит в одном из городов нижней Нормандии.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Пти Жан
Безумец тот, кто ждет от будущего благ. Ты в среду сыт, ан глядь — в четверг свистишь в кулак Покинул я Амьен [137] и у судьи швейцаром Уж целый год служу, а все почти что даром. Над пикардийцами здесь любят подшутить, Но, средь волков живя, учись по-волчьи выть, И, хоть с нормандцами нам в плутнях не сравниться, Умел не хуже их я от истцов кормиться. Юлил передо мной нарядный лоботряс: «Ах, господин Пти Жан! Как рад я видеть вас!» Но не сдавался я на лесть и уверенья, Пока им не было в монете подтвержденья. Нет денег? Добрый путь! В суде закрыта дверь. С моей повадкою знакомы все теперь. Бывало, прибылью делился я с судьею, А он мне поручал, весьма довольный мною, То свечек прикупить, то сена запасти. Тут я смекал: «Пти Жан, свое не упусти!» Все было б хорошо. Да вот какая жалость: Хозяин мой, судья, видать, свихнулся малость. Такой в свои суды стал вкладывать137
Амьен — город на севере Франции, древняя столица провинции Пикардия.
(Ложится на землю перед домом.)
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Интиме
Эй, Пти Жан! О, черт! Проснись же, встань!Пти Жан
Ты, Интиме?Интиме
Зачем ты здесь в такую рань?Пти Жан
Да видишь — стерегу. Ох, эти старикашки! Как ты им не служи, от них не жди поблажки! Чуть что не так — кричит! И все грозит судом!Интиме
Вот как!Пти Жан
Я терпелив, но уж терплю с трудом. Соснуть я попросил недавно разрешенья, А он мне говорит: «Подай о сем прошенье!» Вот так и мучаюсь, не уходя с поста, А мне бессонница томительней поста! Спокойной ночи!Интиме
Что? Сейчас? Да ты в уме ли? Чу! Это что за шум? Засовы загремели!ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Данден
(распахивает окно)
Эй, Интиме! Пти Жан!Интиме
(Пти Жану)
Ни слова!Данден
Пустота! Ушли! Уйду и я! Но дверь-то заперта! А ежели — в окно? Здесь низко, слава богу. Захватим все дела, и поскорей в дорогу! Гоп-ля!Интиме
Вот так прыжок!Пти Жан
Хозяин, вы куда?Данден
Ай! Грабят!Пти Жан
Это я!Данден
Свидетели, сюда!Интиме
Зачем же так кричать?Данден
Убийство! Преступленье!ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ