Театральные подмостки

Завьялов Александр Николаевич

– - Вань, ты жив, значит, не пришло твоё время, долго жить будешь. Верная примета, -- обнадёжила актриса Ольга Резунова, которую мы любя зовём Олёша.

Она старше меня на десять лет, но выглядит очень молодо -- и тридцати не дашь. Своим обликом и манерой поведения сильно напоминает актрису Ренату Литвинову. Мне кажется, она самая талантливая в нашем театре. Ей и "заслуженную" ещё лет десять назад дали. Меня всегда поражает её безумно скачущий характер. Бывало, из безудержного веселья её мгновенно кидало в апатию, и тогда она старательно изнуряла себя и всех томной меланхолией. Зато я никогда не видел её бьющейся в истерике. Закатить скандал на

пустом месте или нагрубить кому-либо -- это не про неё. Я не горел желанием приглашать Олёшу на праздник, опасаясь её насмешливой и непредсказуемой натуры. Пара рюмок -- и у Оли напрочь отшибает всякое понимание. И она, бедная, срываясь со всех крепей, начинает нести несусветный вздор, посвящая всех в мельчайшие подробности своей трагической судьбины -- бессчетное число гражданских браков и ни одного замужества. Причём всегда выражается культурно и деликатно. Любит повторять: "Знаете, во мне любви... столько, прям столько! Надо же мне её куда-то пристроить. Вчера вот опять неудачно пристроила..." И как истинная актриса, исподволь наблюдает за реакцией окружающих, видимо, страстно желая обогатить свой актёрский багаж и наточить мастерство. Какое-либо отчуждение или даже невнимание она воспринимает, как личное оскорбление... и впадает в апатию. Но всё же на именины пришлось позвать: другие варианты представлялись ещё страшнее. Опять же её невозможно не любить.

Бортали-Мирская тоже увидела в моём происшествии некий сакральный смысл.

– - Тебя, Ванюша, ангел-хранитель спас, -- явила она свой мудрый взгляд.
– - Выдернул из цепких когтей смерти.

– - Ага, он самый, -- поддакнула Ольга.
– - У меня тоже ангел-хранитель сильный. Сильный -- до ужаса... Всё время меня от страшной беды бережёт -- в загс не пускает... Он ко мне постоянно насилие применяет...

Народный артист Аркадий Стылый, который младше меня на год, не преминул поддеть:

– - У тебя теперь отбоя от режиссеров не будет! С таким-то носом... Завидую я тебе, Ваня, белоснежной завистью...

– - Нашёл, чему завидовать. Ну, скачи, лезь под машину, делов-то...

– - Да я рад бы...
– - напустил он на себя пафоса.
– - Но, сам знаешь, я уже себе не принадлежу -- народу. Народному артисту рисковать нельзя...

– - Да-да, конечно...

– - Нет, Вань, ну правда, я понять хочу: ты сам-то что под машину полез? Каскадёра, что ли, не было?

– - Каскадёр за рулём был...

– - А-а-а, понятно... сам, значит. Хочешь умереть красиво... Похвально, похвально... Но тут талант нужен, вдохновение, особый настрой души... Это в гробу лежать просто, а...

– - Иди ты к чёрту!

Сели мы наконец к праздничному столу, богатому и изысканному, обо мне все сразу забыли, а Лидия Бортали-Мирская свою старую пластинку поставила -- давай задумку Бересклета нахваливать.

– - Какой же вы молодец, Вячеслав Вячеславович! Придумали праздники на сцене справлять!
– - обливаясь сарказмом, восхищалась она.
– - А то всё гробы и гробы на подмостках... Я когда молоденька была, тоже вот так застолье устроили, так меня потом в партком вызвали...

– - Лидия Родионовна, вы это уже в сотый раз рассказываете...
– - с усмешкой перебила Ольга Резунова.
– - Парткомы уже упразднили, не надейтесь...

– - А я что...
– - отмахнулась прима.
– - Ваня молодец, и стол замечательный, дай Бог, не последний...

– - И я, Ванюша, тебе скажу: отродясь за таким богатым столом не сиживала, -- сказала самая древняя актриса Галина Вахрушевская.
– - Сподобил

Бог... Теперь и помирать не страшно...

– - Что стол! Главное, чтобы выпивки хватило...
– - с наигранной тревогой в голосе добавил старый актёр Алаторцев.

– - За это не беспокойтесь, Николай Сергеевич, -- весело обнадёжила помреж Лиза Скосырева.
– - Подстраховались...

– - Надеюсь. Всё равно тревожливо как-то...

Все дружно посмеялись, а Алаторцев всё с тем же серьёзным видом говорит:

– - А с декорациями ты, Ваня, промашку дал. "Ревизор", конечно, великий спектакль, но нам в хоромах городничего неподходяще. Нам бы трагедии Пушкина... "Пир во время чумы" -- это в самый раз.

Гости веселились вовсю, и вся чинность застолья пошла наперекосяк. Моя жена Лера толкнула в бок Лизу Скосыреву, и та, опомнившись, про тост заикнулась.

Первое слово чиновник взял -- фамилия его Закупоркин. Я его не звал, но это такой тип, что ни одного застолья не пропустит. Считает себя этаким благодетелем для нашей актёрской братии. И вот он расфуфырился и объявил мне благодарность за "самоотверженное и беззаветное служение Мельпомене на ниве искусства..." Грамотку дал... Сразу за ним, обнимая рюмку, поднялся мой ровесник и друг Гена Киселёв, с которым мы вместе околачивались в "Щуке". Уж завернул так завернул! Со всей художественностью и артистизмом. Не зря, видать, подмостки под ногами почуял.

– - Дорогой наш, Иван Михайлович!
– - декламировал он.
– - Ваня! Невыразимость теснится в груди моей! Как сказать, обо всей той громадности любви, которую мы храним в своих сердцах? Никак не скажешь... Лишь малую толику может отразить скудная речь моя. Ни в каком другом театре нет такого актёра, как ты! Немыслимым жаром пышет от чудовищной силы таланта твоего! Все пламенеют и горят зелённым пламенным змием, лишь только прикоснутся к неизъяснимой и непревзойдённой игре твоей! Тебе покоряются любые роли! Разве передашь, сколько всего сокрыто, сколь всего таится внутри твоего душевного сооружения! Та умопомрачительная высота, кою ты взял, теряется в облаках! И никому не подвластна сия вершина!

И всё это под медленно льющуюся красивую музыку, под переливающийся свет софитов.

Ну, обняли меня со всех сторон ласковыми взорами и вплели свои поздравительные порывы в общий хор. Я даже растрогался, чуть ли не до слез. Ну а потом, само собой, все чинно выпили, поперхнулись, закусили.

После Игорь Семиренко поднялся. Самый он балагур и шутник в нашем театре. И в этом разе без его выкрутасов не обошлось.

– - Думали мы, думали, что тебе подарить...
– - задумчиво и немного виновато повёл он речь свою.
– - Вроде у тебя всё есть, красавица жена, дом полная чаша, да и всякие материальные блага тебя мало интересуют, знаем, чего уж там, вот и решили... и решили подарить тебе вот что... Сеня, где там...
– - обратился он к актёру Семёну Решетилову.

Семён скоренько скрылся за кулисами и через какие-то секунды вынес на подмостки большую картину, обёрнутую зелёной бархатной тканью.

Игорь напыжился, приосанился, напустив на себя пафосной важности, и понёс:

– - Друзья! Сейчас пред вашими взорами откроется нетленный шедевр! Прошу сохранять спокойствие... Не волнуйтесь... Особо впечатлительным лучше заранее запастись валерьянкой, валидолом, наполнить рюмки... У кого...

– - Ты показывай! Чего зря языком молоть!

– - Сейчас. Ишь, какие нервные! Несколько слов о великом смысле сего эпохального, не побоюсь этого слова, полотна...