Театральные подмостки
Шрифт:
Лиза -- озорница ещё та! Всегда такая весёлая и живая. Любит, как говорится, включать наивную дурочку. Например, помнится, на улице к ней прицепились какие-то сектанты и для начала спросили: "Вы в Бога верите?" Лиза округлила глаза, полные недоумения и непонимания, и сама спросила: "А кто это?"
У нас все её искренне любят. Среди множества кандидатур она выбрала Володю Шалоберкина, красавца-мажора и, не буду кривить душой, талантливейшего актёра, который к тому же на пару лет её младше.
– - Ну, раз Ваня недомогает, тогда я тост скажу, -- поднялся Алаторцев. Все затихли, и он продолжил с кривой усмешкой: -- Ну, чего уж там, долгих
Что к чему?
Со всех сторон посыпались заботливые стенания о моём душевном равновесии, пожелания скорейшего обретения духовной гармонии и ещё чего-то там до зарезу необходимого. И пили не менее старательно.
– - За твою душу, Ванька!
– - сказал и Сергей Белозёров, приветствуя меня литровой бутылкой водки.
Вот ведь здоровья у мертвеца! Ему в рюмку наливают, а он упёрто отмахивается: "Нет, я только из горла... Я только из горла..." Как отхлебнёт, так, считай, половины нет. Даже не поперхнётся. А ведь Сергей тельцем тщедушный, ключицы выпирают, кадык торчит. Непонятно в чём жизнь держится. Помню, всегда он отличался весёлым нравом и любил выпить. И сгинул по глупости, нелепо. Нашли его замёрзшего в сугробе неподалёку от его же дачи. В кармане -- сценарий и бутылка пустая. Что тут думать -- дело известное. Сейчас такие сценарии подсовывают, что и правда сопьёшься. Читаешь иной раз, и оторопь пробирает до самых селезёнок. Отшвырнёшь сценарий этот в сердцах куда подальше и думаешь: что там у автора в голове деется? Откуда они такие берутся?
Сергей тогда два месяца до сорокалетнего юбилея не дотянул. При жизни не ценили, а потом как запели со всех тумбочек: выдающийся был актёрище, великий! Потом, само собой, скоренько и стыдливо забыли. Обычная история. А ведь Сергей Белозёров и впрямь был актёр на особинку. Умел что-то новое найти для роли, оригинальное, неожиданное, да и вообще был органичен, что называется, от земли. Я у него многому поучился, ох и многому! Дружно мы с ним жили, без слёз и не вспомнишь. И на даче его, злополучной, бывал не раз. Старался как-то его от пьянства отвадить, да куда там! Мне ли, молодому да желторотому, было учить?
Георгий Васильевич как будто угадал мои мысли.
– - А вот напомни сейчас Сергею про сугроб, так будет утверждать, что на сцене помёрши... Дескать, рухнул замертво, как и положено актёру, при всём честном зрителе. И все почившие актёры и актрисы так считают. Так оно и есть: мимо сцены артистам никак не проскочить. Всем актёрам суждено на сцене умереть -- как и все врачи умирают на операционном столе. Вот и с Белозёровым так случилось: тело в сугробе коченело, а душа в это время на подмостках бенефицию устроила. При полном зале зрителей. А после такой банкетище на сцене отгремел -- не хуже твоего, Ваня. Ну а потом Сергею сказали: так, мол, и так, опускай занавес. Это такой негласный закон между актёрскими душами -- друг друга со сцены в последний путь провожаем.
Аркадий Стылый потянулся за салатом и в ту же секунду... нахмурился, словно что-то худое вспомнил, отложил вилку и в сердцах тарелку отпихнул. Да так, что чуть бутылку не опрокинул -- пошатилась она, но устояла.
– - Ваня, ну, что ты за человек!
– - с обидой сказал он.
– - Заставляешь всех нас переживать, нервы тратить. Теперь я тебе завидую уже чёрной завистью. Опять ты всех обскакал. Разве так можно?
Я уставился рыбьими глазами: что опять нашло?
– - Прикидываешься?
– - не унимался Стылый.
– - Полное спокойствие и равнодушие! А самого поди радость распирает, так ведь? Да, завидую, завидую... Мы тут вынуждены влачить жалкое существование в нашем бестолковом, никчёмном мире, играть глупые пьески, мылиться в пошлых сериалах, а ты...
– - тут у него перехватило горло, прокашлялся он и торжественно досказал: -- А ты теперь можешь приобщиться к истинному искусству, играть в настоящем театре!
– - Не понимаю, меня что, выгнали из театра?
– - растерянно спросил я и, хмурясь, посмотрел на Бересклета.
– - Кто же тебя, Ванечка, теперь выгонит...
– - странно улыбаясь, ответил он. -- Ты теперь отныне и навсегда на стене театральной славы, на седой стене плача... Навеки в наших сердцах и в сердцах зрителей...
– - Прямо как о покойнике говорите. Это что, шутка такая?
Гости на меня как-то странно уставились... с интересом, что ли, и с какой-то жалостью.
– - Минуточку внимания!
– - поднялся чиновник Закупоркин.
– - Я забыл самое главное. В этот знаменательный день имею честь объявить, что Ивану Михайловичу Бешанину присвоено высокое звание "Заслуженный артист России"!.. Посмертно...
Все захлопали в ладоши, давай голосить, как психи в сумасшедшем доме. Мне же вообще стало не по себе.
– - Какой тонкий чёрный юмор...
– - буркнул я.
– - Ну, хороните, хороните...
Ольга Резунова как будто опомнилась.
– - Ваня, никто тебя не хоронит... Просто ты попал... как сказать... в переплавку как бы... Поверь, это мечта любого актёра. Вот увидишь, возродишься как птица Феникс Ясный Сокол...
– - Вот именно!
– - восторженно сказал Стылый.
– - Переплавка -- это самое точное слово! Я уже ясно вижу: из тебя получится бесценный слиток актёрского мастерства...
Представляете, какую чушь завернули? Мне даже говорить расхотелось.
Стылый не отступал.
– - Ты же знаешь, Вань, -- участливо говорил он, -- да и все присутствующие здесь подтвердят: во мне совсем нет никакого таланта. Всё, чем я могу гордиться, -- это прекрасная память и работоспособность. За счёт этого ещё как-то держусь. Честно говоря, мне бы другую профессию, да поздно уже. Ничего другого я делать не умею. Я был бы несказанно рад очутиться на твоём месте. Быть может, тогда из меня хоть что-то получилось бы.
Знаете, мне было странно услышать от Стылого столь откровенное признание в своей бездарности. Ему палец в рот не клади -- откусит по локоть. Кровушки попить да попортить -- тут ему равных нет. Всякий раз он спорил с Бересклетом и со всеми бывшими режиссёрами за каждую роль. Верезжал открытым текстом, не стесняясь других актёров, якобы он достоин только главных ролей. С фиолетовой пеной у рта доказывал, будто только он может сыграть ту или иную роль. А тут при всём честном народе сознался в своей серости. Странно. Как будто весь мир перевернулся.