Театральные подмостки
Шрифт:
– - Мы как-нибудь сами разберёмся. Давай не тяни! Ваня, скажи!
– - Показывай, чего уж там!
– - Терпение, друзья мои, терпение... Главное, учтите: картина после реставрации, так что просьба -- руками не лапать. До недавнего времени картина принадлежала Пушкинскому музею!.. Великие музеи мира мечтали завладеть ею, предлагали баснословные деньги, многие миллиарды, это были нелёгкие торги, и без везения, разумеется, не обошлось... Но теперь картина по праву принадлежит тебе, Ваня!
– - и с этими словами Семиренко отдёрнул ткань, и тут уж все ахнули.
Картину я сразу узнал -- копия "А.С.Пушкин на акте в Лицее 8 января 1815года" Ильи Репина. Только вместо лица юного Пушкина удивительным образом вписалась моя постылая физиономия. На картине я в той же позе, в той же одежде -- форме лицеиста, но, конечно же, выше ростом и ширше в плечах. Из кармана
Руку автора я, конечно, узнал. Виталий Булавчиков, наш театральный художник, мастерски лепит такие компьютерные копии-репродукции. Причём делает их на настоящем холсте, в красивой резной рамке. Страсть у него -- "измываться" над полотнами великих художников. Берёт, скажем, две (или несколько) известные картины с разными смысловыми посылами и лепит из них своё "гениальное творение". Помню, долго смеялся над его копией "Иван-Царевич на Сером Волке" Виктора Васнецова, где лица царевича и царевны он заменил на другие, взяв их с картины Василия Пукирева "Неравный брак"... Причём лица дряхлого жениха и юной невесты вписались настолько точно и органично, без всяких изменений, как будто так и предназначались для картины В.Васнецова. У невесты тот же наклон головы, только в зеркальном отображении. Вот представьте себе царевича, изрядно постаревшего, одряхлевшего, с чванливо оттопыренной нижней губой, который трепетно и нежно прижимает к себе юную невесту... Просто слезу прошибает от умиления... К тому же Виталий позволил себе вольность и поработал с мордой волка, скривив нос и оскал в загадочную и злорадную усмешку. Эта картина у него в двух вариантах. В одном -- заменены только лица, а в другом -- жених и невеста сидят на волке в своих свадебных нарядах. Ещё мне понравились его "Бурлаки на Волге". То есть это, конечно, картина Ильи Репина, но бурлаки уже с лицами российских императоров, в соответствующих парадных мундирах, с муаровыми лентами, аксельбантами, крестами, звёздами и орденами. Среди них в упряжке, надрываясь, тянут огромный корабль (намного больше, чем у Репина) и две императрицы Елизавета I и Екатерина II, облачённые в нарядные белоснежные платья, инкрустированные драгоценностями, с цветастыми кружевами и оборками. Или вот другая картина: в санях вместо боярыни Морозовой из известной работы Василия Сурикова оказалась "Алёнушка" Васнецова в той же печальной и задумчивой позе. А вместо мальчика рядом с санями бежит козлёнок... И таким вот образом Виталий нещадно "надругался" над многими нетленными полотнами. Некоторые изувечил так, что и сами авторы не разберутся, где чьё. Теперь вот и меня, и себя, и всю нашу труппу сунул в очередную свою карикатуру.
Я обернулся на Виталю -- он скромно ужался в конце стола и смущённо ковырял вилкой в тарелке. Талант! Вот только непонятно, какой тут посыл. Что я делаю в центре? Читаю стихи? Тогда причём здесь именины?
– - "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил", -- процитировал я Пушкина.
– - Нет не так: "Старина Бересклет нас заметил и... и... в труппу нас благословил". Где-то так... Тронут... тронут до глубины души. Может, я вам и впрямь стихи, что ли, почитаю. Намедни наткнулся на замечательного поэта...
– - В другой раз, Ваня, -- улыбаясь, сказала Лиза Скосырева.
– - Тебе, правда, понравилось?
– - Правда.
– - Ещё бы не понравилось!
– - радостно воскликнул Бересклет.
– - Вот, Ванечка, поставили тебя в центр -- теперь не разочаруй нас. Ты должен стать премьерчиком в нашем театре.
Бересклет ко всем так обращается: Сашенька, Ирочка, Игорёчек, Ванечка, Лизонька... Невзирая на возраст, награды и положение. Самому ему чуть больше шестидесяти. Он вообще какой-то суетливый и лукавый, коварный и льстивый. Может за глаза с упоением поливать грязью кого ни попадя. Но появись на пороге его кабинета, сразу же вскакивает
...-- Вот это сюрприз!
– - воскликнула моя жена Лера.
– - А почему у Вани бутылка из кармана торчит? Ваня вообще-то редко пьёт. Ему вообще-то надо было нимб над головой нарисовать...
– - А я слышала, -- сказала Геля Смирнова-Коркина, -- если Репин писал чей-то портрет, тот вскоре умирал...
– - Как!..
– - ахнула Лиза Скосырева.
– - Хочешь сказать: мы скоро все... того?
– - Я не знаю... Столыпина вот сразу убили...
– - Ну что за глупости!
– - вспылил Виталий Булавчиков.
– - У Репина сотни портретов! Ну, с десяток -- так уж совпало... да ну, чушь какая-то!
– - Может, и так, -- не унималась Геля.
– - Вот Пушкина из картины вырезали -- а вдруг ему это не понравится?
– - Ну ты вообще! Его же не из подлинника вырезали! Вот если бы мы подлинник нарушили, тогда бы Пушкин, конечно, возмутился... И Репин тоже. К бабке ходить не надо. Да и вообще, подлинник изменить невозможно! А копия... копия -- это так...
– - Да-а... Ловко...
– - оценила и Бортали-Мирская.
– - Раньше художники годами над картиной трудились, а сейчас -- раз, и готово.
– - А что вы хотите, Лидия Родионовна, -- сказала Ольга Резунова.
– - Жизнь не стоит на месте. Согласитесь, лучше любой фотографии!
– - Жизнь-то -- не стоит, а творчество, похоже, умирает.
– - С чего вы взяли?
– - А как?
– - с грустью качала головой наша "великая старуха".
– - Когда картины закончатся, с чего такие свои "шедевры" лепить будете? Настоящих художников уже нет. Сейчас одни фокусники, маляры и карикатуристы. Раньше все вручную, а сейчас конвейерная бутафория. Вон хоть Пикассо взять. Наштамповал восемьдесят тысяч картинок и поделок -- и великий художник... Смешно. Карандашиком чиркнул -- нате вам голубь мира! А если бы в наше время жил, миллион бы, наверно, настряпал... Сам признавался, что всё ради денег.
Лиза Скосырева торопливо позвала к столу и сама произнесла тост. Ну, моих родителей вспомнила: мол, подарили миру такого сына... А потом покатилось веселье дальше, с гиканьем и плясками.
К моей жене Лере подсел старик Алаторцев и давай меня нахваливать.
– - Ваня сам себе цены не знает, -- захлёбываясь от умиления, говорил он.
– - Так играет, что душу надвое перешибает. Сердце -- вдребезги. Подсунут ему дохлу роль -- стару, квёлу, еле живую, -- от которой все отказываются, а он в неё жизнь вдохнёт, здоровье, приоденет, нарядит, всякими красками разукрасит. Вон видишь -- Стылый, вон тот, уже и "народного" отхватил. А какой он актёр? Отчесал роль -- и в сторону её. Отчесал -- и в сторону... Или вон Качель такой же. А Ваня не таков. С душой и с полной отдачей выкладывается. Да только, вижу, мается чего-то, будто не нашёл ещё себя, дорожку свою не нащупал. Талант-то большой, а не раскрылся. Гложет его чего-то, покою не даёт... Ты береги его, дочка, терпи, ежли что, время, оно само всё по местам расставит.
А ко мне прицепился наш комик и балагур Василий Котозвонов. Он у нас вроде юродивого. Запросто может всяких гадостей и колкостей наговорить. Вроде как в шутку. Потом не знаешь, что и думать. Наплюхал он себе и мне рюмки и с поздравлениями полез.
– - Желаю тебе, Ваня, чтобы все твои мечты исполнились. Как сказала наша великая Фаина Раневская: "Всё обязательно сбудется! Стоит только расхотеть!.." -- чмокнул своей рюмашкой мою рюмку и вдохновенно и залпом выпил. Крякнул и хотел ещё что-то "хорошее" и "доброе" сказать, но актёрская братия его проворно уволокла в сторону, видимо пожалев меня, именинника.