Телохранитель ее величества: Страна чудес
Шрифт:
Басист задумался и медленно пожал ее, градус напряженности спал. Начало хорошее.
– Кто таков? Где играешь?
Я пожал плечами.
– Да нигде. Раньше учился играть, но бросил. Дела поважнее нашлись...
Мои кулаки инстинктивно сжались - вспомнилась старая школа и необходимость вот ими доказывать свое право на что бы то ни было. Какие тут уроки музыки!
– А чего тогда себя спецом мнишь?
– усмехнулся вокалист, но не зло, скорее, с иронией.
– А что, если не учился, значит валенок? А если я этот... Киндервуд?
– Вундеркинд?
– Ребята заржали. Я все больше и больше им нравился, входил в доверие. Значит, уроки Катюши были не напрасны. И не только ее.
– Ага. Может, я интуитивно чувствую, просто математически выразить сложно? Ну, этими вашими нотами-закорючками. Скажете, не бывает такого?
– Да нет, бывает, конечно!
– хмыкнул басист.
– Только таким не бросаются, такое доказать надобно, Ваня. Чтоб чепушилой не прослыть и не огрести. Я шучу, но намек ты понял.
В его глазах появилась сталь, которая в свою очередь скрывала интерес. Вот он, апофеоз. Или ко мне отнесутся не просто серьезно, а как к "боевому товарищу", и не важно, что нас ничего не связывает, или прослыву "чепушилой", после чего на этой точке и в их тусовке вообще лучше не появляться. Засмеют.
– Ну, раз ты киндервуд, напой тогда, чего узрел, чего нам там не хватает?
– миролюбиво предложил ударник, ставя на процедуре знакомства логическую точку. Надо сказать, он был самым спокойным и миролюбивым в компании вообще - почти не смеялся, но зато и настороженности в его взгляде я не чувствовал. Он вообще все время дружелюбно улыбался, будто улыбка - его марка, знак качества.
Я расслабился и начал напевать ребятам то, что скачал в свое время и "сливал" девчонкам диаспоры в корпусе, налаживая отношения. Старые-старые песни о давно минувших днях и событиях. Как и предполагал, ни одной они не узнали. Одну вроде узнал ударник, сказал, на что-то похоже, но по его глазам я понял, что сходство это шапочное.
– Слышь, а ты спой, а?
– предложил вокалист, кивая мне на сцену.
– У нас перекур, пожрать хотим. А ты повесели публику, чтоб место не пустовало. Сам понимаешь, оплата почасовая, жалко. А так может, и тебе чего накидают...
– перевел он глаза на одиноко возвышающийся перед сценой терминал.
– А мы поделимся - не жадные!
Остальные на него шикнули, но он махнул рукой.
– А чего? Если у парня голос есть, и слух - пускай. Если нет - сгоним. Это мы завсегда успеем. Ты как, без обид, ели попросим?
Если попросят я был без обид. Ну, не тот у меня слух и голос, чтобы со сцены петь. Кое-что слышу, чувствую, но это уровень барного караоке, а не сцены, пусть даже и местной, новогаванской. Но предложение польстило.
– Если оригинал есть, давай в прогу загоним, сделаем тебе минус?
– улыбнулся басист.
– У нас всё с собой!
Я отрицательно покачал головой.
– Спасибо, у меня у самого такая прога есть. Сам написал. Просто там качество такое, что...
Я вызвал главное меню навигатора перед лицом и лихорадочно заработал по нему пальцами с обратной стороны. Действительно, прогу я написал сам, когда было нечего делать после мозговерта. Суть ее в том, что скачанные записи слишком старые, к ним нужен штучный подход, стандартные программы такую только испортят. Там вообще дело очень тонкое, другая кодировка и просто ужасное качество звучания. Настолько, что сейчас, выбрав и отправив на обработку несколько вещей, удивился, как быстро, почти моментально прошел процесс, несмотря на все современные примочки, которые я прописал автоматически цеплять к каждому треку.
– Как ваша аппаратура называется?
– спросил я, включая поиск устройств.
– "Алые паруса". Сейчас, подтвержу запрос...
– Басист включил свой навигатор с намерением подтвердить мое подключение к их аппаратуре, но этого не потребовалось. Действуя на автомате, я прошел сквозь защиту, как нож сквозь масло, даже оную не заметив. Лицо басиста вытянулось.
– Ну, нифига себе?! Что это было?
– Прибор один волшебный. Только никому ни слова...
Я улыбнулся, пошел к сцене, но перед лесенкой вопросительно обернулся.
– Парни, а это...
– Для храбрости?
– Ребята заржали. Ударник вытащил из-за колонки и протянул мне початую бутылку.
– Держи.
Я подошел и приложился, как был, с горла. Без закуски, без всего - после пьянки с марсианами острой необходимости закусывать вкус спирта не чувствовал.
– Ого, свой парень!
– похлопал по плечу гитарист.
– Нам оставь!
Я крякнул, вернул ему бутылку, скривился. Почувствовал себя лучше. Затем обернулся и все-таки взошел на сцену.
Сцена была не большой, метр с небольшим в высоту. Да и находилась на боковой аллее Малой Гаваны, среди прогуливающихся туристов. Но я не выступал и на такой, потому всячески давил в себе волнение.
На меня смотрели, несколько зевак, слушавших группу, и я обратился к ним:
– Сеньоры и сеньорины, а сейчас, во время небольшого перерыва, вашему вниманию представляется песня о давно минувшей и всеми забытой гражданской войне. К сожалению, люди не склонны помнить уроки прошлого, потому вынуждены периодически повторять одни и те же ошибки.
Палец нажал на проигрывание, затем смахнул с глаз вихрь визора. Раздалась мелодия, скрипучая, но берущая за душу. Особенно меня в моем состоянии, уводя куда-то вдаль, прочь от земли. Я перестал существовать, остались лишь музыка и текст песни, который я должен был спеть так же, как чувствую, чтобы другие почувствовали то же самое. Пальцы начали медленно подрагивать, я же куда-то проваливаться, становясь генералом, воюющим за свою Родину и готовым отдать за нее всё. Над аллеей Малой Гаваны раздался какой-то знакомый, но чужой скрипучий голос со странным старинным акцентом:
Четвертые сутки пылают станицы
Горит под ногами донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын.
Корнет Оболенский, седлайте коня...
Я открыл глаза. Дрожь в теле и пальцах прошла, на тело навалились усталость и отупение, какие бывают после излишнего усердствования на тренажерах. Или после нервной встряски. Но оно того стоило - если вначале песни меня слушало человек пять, да еще десяток прохожих остановились поглазеть, что там за птица такая вылезла на свет божий, то теперь перед сценой стояло около двух десятков человек, и еще с пару десятков смотрели, оценивая, не остановиться ли им.