Телохранитель моего мужа
Шрифт:
А потом я забываю о всех сравнениях — становится не до этого. Остаются одни междометия и вздохи. Мои и Артёма. Я выгибаюсь для него. Я впускаю его в себя, как путника, что не ворвался и победил, убивая всех вокруг, а постучался и вошёл, когда разрешили. Когда открыли дверь.
Он толкается в меня деликатно и тягуче, я выгибаюсь, принимая его поглубже, туда, до центра мироздания, где зарождается маленький вихрь, что — я уже знаю — перерастёт в острую вспышку, в чистое животное наслаждение.
Я растворяюсь
— Артём, — скручивает меня в спираль оргазм.
— Рина, — вторит мне немного позже мой центр вселенной. Мужчина, что умеет дарить наслаждение. Мужчина, который хочет мне помочь.
Я его заслужила, — думаю расслабленно, покачиваясь на волнах дрожи.
Если завтра безносая с косой пришла бы по мою душу, я смогла бы уйти спокойно, безропотно. Есть лишь два «но», ради которых нужно жить и бороться. Без меня они пропадут.
24. Артём
Она такая красивая после секса. Я любуюсь ею открыто. С восхищением. Чуткая. Отзывчивая. Раскованная. И в то же время похожа на девочку, что впервые вкусила запретных сладостей. Слишком долго её морили голодом.
Рина сонно хлопает ресницами — её разморило от тепла и удовольствия.
— Поспи немного, — целую её в щёку и понимаю, что не могу оторваться. Хочу лежать рядом. Смотреть на неё. Слушать, как она дышит, засыпая. Наблюдать, как расслабляется её лицо, как тяжелеют веки. Запах её волос хочу вдыхать.
А ещё мне нестерпимо хочется закурить. Я сто лет назад избавился от дурацкой привычки, а поди ж ты — потянуло так, что хоть вой. Вдохнуть едкий дым с наслаждением, как запретный плод вкусить. И я пока не знаю, смогу ли выдержать. Подумываю о том, чтобы выбежать, но у меня есть нерешённые дела.
— Привет, Мари, — дозваниваюсь до сестры.
— Ты с ума сошёл, меньший? Ты хоть на часы смотрел? — бормочет она сонно. Ну, не так уж и рано — пять часов утра. Но пару часов её сна я украл.
— Как там Вера? — спрашиваю неожиданно, потому что хотел поговорить о другом, но почему-то именно сейчас очень важно узнать, что у них всё в порядке.
— Спит без задних ног, — хмыкает Мари, — только не говори, что ты позвонил в глухую ночь, движимый внезапно проснувшейся любовью к нам.
Я и правда их люблю. Очень-очень. И почему-то вспоминается, как тяжело Мари далась Вера. Как сестра почти всю беременность проторчала в больнице, чтобы только маленькое чудо появилось на свет. Помню, какой слабенькой была племянница, когда родилась.
— Это хорошо, что у вас девочка, — утешала, ободряя, акушерка. — Будь мальчик, не выжил бы. А девочки сильные. Эта очухается, попомните мои слова. Зацепится за жизнь пальчонками.
Я ещё запомнил это странное
— Эй, Артёмыч, ты что? — в голосе сестры — тревога. — У тебя ничего не случилось?
— У меня всё хорошо, — отвечаю поспешно, мотая головой. Что за наваждение. До костей проняло, до слёз выжало внезапно. — Как всегда, нужна твоя помощь.
Я объясняю суть дела в двух словах
— Да без проблем, младшенький. Приставим орлов — мышь не проскочит. И бабульку нашу пристроим нянькой.
— Маму? — я аж растерялся от неожиданности.
— А кого ж ещё? Как раз очень хорошее дело для неё. Умная, образованная, детей любит и сходит с ума от безделья и одиночества. Пусть займётся общественно-полезным трудом. Глядишь, и очухается. И смысл жизни найдёт. Не всё ж ей сплетни собирать да губы поджимать.
А это идея вообще-то. И свой человек, которому я могу доверять на триста процентов, и дело по зубам, и решение некоторых проблем, что постепенно начали тяготить всех. Мари права. Маме срочно нужно очень важное занятие.
— А с девочкой можно ещё проще, — я всегда говорил, что у Мари — светлая голова. — Давай мы её к деду засунем? К нашему. Он там скучает. Клиника — шик. Охрана имеется больничная, а мы ещё и свою подсунем — укрепим позиции. Деду понравится. Он будет в восторге, когда в себя придёт. Мы его как фараона в усыпальнице окружим заботой и почтением. Там как раз комнатушка есть для персонала. Персоналу всё равно нечего делать, а девчонке — в самый раз.
Сестра так входит в азартный раж, что я не смею ни возражать, ни останавливать её. Гениально. Просто. Идеально в нашем случае.
— Я подумаю, — выдаю важно. На самом деле, мне нужно посоветоваться с Риной. Послушать, что она скажет. Без её согласия я ни на одну авантюру не соглашусь.
— Ты лучше расскажи, куда влип, братец. Чтобы быть готовой вытаскивать тебя из глубокой жопы.
Всё, Мари понесло, она включила режим старшей сестры. Я для неё, наверное, до седых волос останусь вихрастым мальчишкой, за которым она приглядывала в детстве.
— Это ж не спроста, да? Мальчик в детдоме, больная девочка… Ты бы лучше сразу покаялся. Тебе скидка будет[1].
— Не строй из себя Булгакова, — морщусь я от громоподобного смеха, что рвёт мои барабанные перепонки.
— Как приятно осознавать, что мой брат не совсем потерянный человек. Начитанный. Моя школа!
Она и посмеивается, и гордится. И в этот момент я чувствую себя по-настоящему родным. Не разбежавшиеся в разные стороны от включенного света тараканы, а семья. Брат и сестра, которым по плечу решить любой вопрос.