Телохранитель моего мужа
Шрифт:
Артём
Я вёл себя как мальчик-зайчик из очень правильного церковного хора. У меня, наверное, нимб над головой вырос. Только правда заключалась в том, что ждали меня ряды озабоченных и повёрнутых на сексе мудил: постоянно хотелось касаться Рины, словно невзначай, дышать её запахом, млеть, как распоследнему извращенцу. И я не отказывал себе в удовольствии.
От этого тупеешь. Я ощущал себя томной коровой с огромными глазами и ничего не мог поделать. Чувство самосохранения отказывало. Всё вокруг — трын-трава. Не хотелось ни бояться, ни осторожничать. Жить на полную катушку — вот о чём я мечтал.
Рина напекла мне блинчики — восторг! Я целовал ей пальцы, когда она угощала блинами, — кайф!
Я мечтал трахнуть на столе её, пахнущую ванилью, разгорячённую от стояния за плитой. Представлял, как раздвину стройные ноги и войду прицельно, до отказа. Буду смотреть, как она вспыхивает, как закрывает глаза, как часто дышит, приближаясь к пику, и падает в оргазм вместе со мной.
Душевный стриптиз. Обнажённые чувства. Фантазии подростка, изнывающего от похоти к единственной женщине — идеалу, пределу мечтаний.
Мы очень мило позавтракали. Приняли душ по очереди. Я снова не осмелился приставать. Сдерживал себя как мог. Лёгкость. Эйфория. И нет никакого желания думать, что будет дальше.
Серьёзный и рациональный я где-то на осколках сознания зудел, что нужно собраться и сосредоточиться. А я не мог. Мы заслужили передышку. Хоть на несколько часов.
— Откуда в квартире, где давно никого не было, продукты? — спрашивает моя подозрительная девочка, и я улыбаюсь ей, как Чеширский кот: есть только моя улыбка, а всё остальное — где-то далеко-далеко.
— Мари по моей просьбе завезла. Я её попросил сделать это на всякий случай.
— Подготовился заранее? — не сводит Рина с меня серьёзных глаз.
— У настоящего профи всегда должно быть несколько путей к отступлению. На всякий случай. Видишь, пригодилось.
— Кажется, кого-то сейчас разорвёт от самодовольства, — вздыхает Ринка и сползает по креслу, устраиваясь поудобнее. — Хотела бы я точно так же сейчас улыбаться.
— А что тебе не даёт? — спрашиваю небрежно и даже не кошусь в её сторону. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Я же должен контролировать процесс.
Она смотрит на меня как на сумасшедшего. Ресницами хлопает. Рот удивлённо приоткрыт. Так и хочется запечатать его поцелуем, но я креплюсь, как могу.
— Э-э-э… м-м-м… — пытается она что-то сказать, но у неё плохо получается.
— Думаю, тебя не будут похищать в центре города при свете дня. Слишком уж креативно и по-сумасшедшему прекрасно. Выкинь всё из головы лишнее. Смотри: дождь закончился, и это прекрасно. Мы едем в клинику к деду и Ляле — и это замечательно. Потом ещё что-нибудь придумаем — всё в наших руках. Ну, же, Рина!
Мне хотелось, чтобы она успокоилась. Перестала бояться. Понятно, что после многих лет издевательств, сделать это будет непросто. Но она улыбнулась мне в ответ, и я посчитал это хорошим знаком. Многого я не прошу. Всего лишь немного радости для неё.
— Надо попробовать, — пробормотала она и задышала глубже, откинув голову на изголовье кресла. — Ты прости меня, ладно? Я накручиваю себя, нервничаю, боюсь. У меня всегда был очень короткий список людей, за которых я постоянно переживала. Ляля. Потом Серёжа. А теперь ты. Мне всё кажется, что нужно как-то оградить тебя от меня.
— Я взрослый мальчик, Рин. Сам разберусь со всеми проблемами. Беда в том, что никогда у тебя не было надёжного плеча. Поэтому ты привыкла воз тянуть на себе, когда можно было сделать всё намного проще. Для этого есть лошади или машины на худой конец.
Я снова улыбаюсь, давая понять, что почти пошутил. Она слабо отвечает мне. Губы её вздрагивают и дарят мне полуулыбку.
— Приехали.
Я выхожу из машины, открываю дверцу, подаю Рине руку. Мы уже почти дошли до палаты, когда у меня зазвонил телефон. Я делаю ей знак рукой, чтобы заходила внутрь, а сам остаюсь в больничном коридоре, пристраиваюсь у подоконника.
Это важный разговор, я не хочу, чтобы меня сбивали или отвлекали.
— Ты где этого мудилу откопал? — Тоха в выражениях не стесняется. Это он о Маркове так ласково. Ибо я бы его похлеще припечатал. — Он же как динамит, но хорошо, что уже взорвавшийся.
— Давай без эпитетов и по существу, — прошу я, поглядывая на часы. Всё хорошо. Пусть Рина с сестрой наедине пообщается. Как раз им нужно.
Антон подбирается и начинает выдавать факты по существу. Пока он говорит, брови у меня не просто на лоб лезут, а готовы взлететь. Оторваться от лица и покинуть насиженное место. Вот тебе и тихий скромный бизнесмен с замашками садиста. Кто бы мог подумать… Но главное, я пока не знаю, как обо всём этом рассказать Рине. И остаётся ещё один очень важный вопрос: чего от неё хотят тот, кто охотится за Марковым?..
Рина
Может, даже и лучше, что Артёма телефонный звонок остановил. Мне хочется побыть с Лялей наедине. Это эгоистично, тем более, что в палате дед его лежит. Но раз уж так получилось, я рада, что сейчас никто не помешает мне пообщаться с сестрой без свидетелей.
Я уже забыла, когда приходила к ней и могла побыть столько, сколько хочу. Алексей ограничивал меня во всём. Строго по часам, ни минутой больше. За опоздание — «штраф».
Он обожал находить поводы для наказания. Я же пыталась всеми способами не давать ему шанс сорваться. Но он всё равно выискивал возможности. Было бы желание. А его изворотливый ум всегда находил, к чему придраться.
То, что я увидела, поразило меня до глубины души. Я замерла на пороге, не решаясь пройти дальше. Моя Ляля лежала на одной кровати с дедом в коме. Рука её покоилась у него на груди. Сама Ляля казалась неподвижным брёвнышком.
И я испугалась. Мне показалось: она тоже в коме. А потом — перестала дышать. Слово «умерла» я даже в уме произнести страшилась. Испуг овладел мною полностью. Ноги не держали. Руки тряслись. Я стиснула их в кулаки, ощущая шум в ушах.