Телохранитель моего мужа
Шрифт:
Он немного отодвигается, чтобы мне удобнее было видеть его.
— Я хочу, чтобы ты видела моё лицо. Чтобы понимала мои эмоции и реакции, а не выдумывала ничего лишнего, не дала возможности каким-то сомнениям осесть в голове или ещё в каком потайном кармане своей души.
Мне хорошо от его уверенности. До слёз, что уже близко.
— Мне всё равно, чей это ребёнок, потому что он наш — твой и мой. Остальное — для тех, кто помешан на чистоте рас.
— А как же мама, сестра? — всё же спрашиваю. Мозг хочет удовлетвориться полностью, чтобы потом эгоистично захватить в плен этого мужчину. Взять в безраздельное пользование и ни с кем не делиться.
Артём приподнимает брови. Улыбается.
— У каждой из них — своя жизнь. И они примут ту правду, которую я скажу. К тому же, у меня есть все шансы быть биологическим отцом нашему малышу. Но даже если это не так — я всё равно его папа.
От простых слов рушится плотина. Летит обломками, позволяя стихии вольно захватывать новые территории.
— Я люблю тебя, — впервые произношу слова признаний вслух.
— Я уже думал, никогда не дождусь, — ворчит он, целуя меня в губы.
Я льну к нему, вжимаюсь, притягиваю к себе жадными руками. Хочу его полностью и безраздельно. Почувствовать на себе и в себе. Так глубоко, как только возможно.
Я уже сдираю с него одежду, когда понимаю: мы не дома. Это палата. И сюда в любой момент может кто-то войти.
— Вип-палата, — тихо смеётся Артём, понимая мои колебания. — Я закрыл дверь на замок. И нам никто не помешает, поверь.
И тогда слетают тормоза. Горят предохранители. Я плавлюсь от прикосновения его пальцев. Стону от поцелуев. Мне мало. Хочу больше. Ещё. Хочу, как никогда раньше, потому что в этот миг я свободна от страха, неизвестности, чужих людей, что топтали меня по своей прихоти.
Мой чистый грех с мужчиной, которого я люблю. Моя откровенность с тем, кто может целовать меня не только в губы, а в самое сердце.
— Артём! — шепчу я вместе с белой первозданной вспышкой, что уносит меня далеко-далеко, но соединяет с тем, кто следует за мной, не отпуская ни на мгновение.
— Рина! — вторит он и прижимает к себе так крепко, чтобы никто и никогда не смог оторвать, разлучить, разъединить.
Я хочу домой, — говорю, когда мы немного пришли в себя. — Забери меня, пожалуйста.
— Придётся потерпеть, маленькая, — целует он меня в подбородок. — Я разговаривал с лечащим врачом. Нужно немножечко полежать. Низкий гемоглобин, небольшое истощение. Несколько дней, ладно?
— Там Ляля и Мао, — пытаюсь возражать. — Как они без меня?
— Я прослежу. И с собакой погуляю. И Ляля не останется без присмотра. Всё будет хорошо.
— Я не хочу бросать работу, — нужно сразу оговорить главные моменты, чтобы не спорить и не возвращаться к ним никогда.
— И не нужно. Работай. Учись. Всё в твоих руках. Просто больше нет необходимости себя истязать, мучительно думать о завтра и о том, что ещё придумает Юджин. Нет больше ни его, ни Маркова. Точка. Есть вполне понятное будущее. Новые возможности, перспективы, поводы для радости и счастья.
И я верила ему. Той простоте, что лилась из каждого слова. Никаких подвохов и хитросплетений. Он и я на ладонях судьбы.
Для себя я решила: просто верить. Идти, не оборачиваясь. Ведь я уже сделала несколько очень важных шагов — и у меня получилось. Мне понравилось быть независимой. Даже работа пришлась по душе, хотя я понимала: всё равно буду стремиться к большему. Мне было для кого это делать, а сейчас — есть вдвойне.
57. Артём
Я для неё весь мир переверну. Столько силы во мне — как в чёртовом атланте. И небо на плечи готов подсадить, и земной шар — без проблем. Хочется кричать, мчаться, раскинув руки в стороны. Летать, отрастив крылья. У Рины они только пробивались на лопатках. Мои же — огромные и сильные — требовали ветра и стратосферы.
Но вместо этого я сел за руль и летел на предельно высокой скорости. Лихачил, как дурак, улыбался счастливо. Она сказала, что любит меня. У нас будет ребёнок! Я ни секунды не сомневался: наш малыш. Это сделает её счастливой, а значит и мне будет хорошо, как никогда в жизни.
Небо не спешило падать на голову. Были дела помельче, но нужнее. Я возвращался в съёмную квартиру, где притаились Ляля и пёс. Сейчас я за них в ответе, пока Рина наберётся сил.
Ляля мой приезд никак не восприняла. О сестре ничего не спросила. И это царапнуло меня так, что я еле сдержал волну бешенства. Какой-то неконтролируемой неприязни к существу женского пола, что взирало на меня равнодушно и холодно. Ну, что ж. Не всегда удаётся получать пряники. Иногда приходится и оплеухи огребать.
— Рина в больнице, — сказал я и, сняв ботинки, прошёл на кухню — занёс два пакета с едой. — Ты собаку кормила?
По глазам понял: нет. Ей в голову не пришло. Она привыкла, что всю рутину на себе тянула Ринка.
Пёс не жаловался. И к еде подошёл с достоинством. Я в поилку добавил воды и ждал, когда он наестся и напьётся. Нам ещё гулять. Ляля без Рины на улицу нос не показывала. Боялась, наверное. Но сейчас мне разбираться в её тонкой душевной организации не хотелось.
— Еду придётся тебе готовить самой, — сказал и засомневался. Вдруг она забудет плиту выключить? Или что-то сделает неправильно? Может, лучше всё же сделать всё за эту паразитку и не переживать? — С собакой утром и вечером я буду гулять сам.
— С чего такая щедрость? — обвела она рукой пакеты, но не притронулась к ним. — Ты же никогда ничего не приносил. Позволял ей барахтаться самой.
Да, это была Ринкина идея ничего не рассказывать, чтобы не ранить Лялю, не вносить ей в голову лишнее. Она оберегала сестру, как могла.
— Я скажу об этом всего лишь раз. Рина не хотела, чтобы ты знала. Но, видимо, зря. Марков ввязался в очень нехорошее дело. Задолжал много денег. Ему, наверное, повезло, что он отправился на тот свет. Рине по наследству перешли его долги. Забрали всё: бизнес, квартиру. И поставили условия: выжить самостоятельно. Это если кратко.