Тёмное пламя
Шрифт:
— То, что ты чуть не унёс отсюда, называется Детьми Трясины, они и разводят новое болото, становятся его местным разумом. Маленькие опасные твари.
Мой Дей щурится, разглядывая лицо неблагого, больше всего моего волка волнует: откуда Бранну известно столько подробностей. Ведь раз он следит за питанием Трясины, то, возможно…
Бранн, не заметивший этого взгляда, продолжает смотреть в огонь:
— Так умер мой предшественник, другой Хранитель болота и этих границ, а за ним — ещё один и ещё, — подпирает ушибленную щеку кулаком, морщится и подпирает другую.
И улыбается, улыбается — дикий, неправильный, не-благой ши!
— И сколько раз ты готовил её для себя?
Мой Дей проницателен, он хоть и молод, мой волк, но будущий король! Умеет видеть между строк!
Неблагой Бранн улыбается радушнее, радостный от деевой проницательности, изумрудные феи в глазах опять вырываются на волю и пускаются в пляс:
— Я не помню, благой Дей. Трясина очень упорна! — вздыхает. — Я живу здесь долго. Боюсь, теперь мне достаточно ее нюхать.
— Ты не нашел лучшего места для житья?
— Это был мой выбор! — вскидывает голову Бранн. — Это болото умно, для него нужен особый страж, иначе пожрет всех, поумнеет и разрастется, распространится на все земли, и ничего уже не…
Мой Дей, ничего. Ничего, что твои глаза закрываются. Не вскидывай голову тревожно на каждый шорох, это всего лишь вздыхает болото, злое, голодное, хищное болото, лишившееся ужина. Поспи хоть немного. Этому неблагому можно доверять.
Перед тем, как окончательно погрузиться в сон, Дей проводит рукой по плечу. Это почти что: «Спокойной ночи» для меня. Бранн недоуменно косится, но молчит. Затем продолжает вновь говорить о болоте, и Дей засыпает под его монотонный речитатив.
Когда волк просыпается, брезжит рассвет. Неблагой не спал вовсе, а теперь он всматривается в так и не померкшие огоньки. Что-то его настораживает. Я не знаю, какое тут обычно утро, но сегодняшнее мне не нравится целиком и полностью. Тусклый свет, шепот болота, волны, идущие по воде непонятно откуда, набухающие все больше пузыри, пляшущие огни на корягах.
Бранн бормочет сам себе, словно подтверждая мои и свои опасения:
— Возможно, рано. Стоит еще подождать. — Видя, что волк уже не спит, поворачивает голову по-птичьи. — Кормить болото — вот твой выбор? Куда же ты путь держишь, просто Дей?
После вчерашнего спасения волк без колебаний снимает меня с плеча и протягивает Бранну. Тот не удивляется. Мне кажется, он видит меня, хоть и нечетко.
Дорогу?
Не знаю, мой Дей, не знаю. Мне вполне нравится сидеть на твоем плече. Не хочу я ступать по чужим рукам, не надо трогать мой живот, щекотно! Неблагой осторожно принимает меня… Его ладонь не враждебна, но непривычна.
— Покажи ему.
Я показываю. Дорога, помеченная друидами, бежит вперед, она видна до горизонта строгой желтой линией. Но Бранн легко тянет ее на себя, словно бечевку, бормоча:
— Кто тебе дал эту карту, просто Дей? Ей не одна тысяча лет. Тогда и трясины тут не было. А тут, вот тут — тут вообще обрыв! Еще хуже, чем мое болото.
Эй, вот не надо так меня крутить!
Неблагой основательно упирается сапогами в землю, ухватывает двумя руками, еще быстрее подтаскивает ленту дороги, и она приближается вместе со всем, что находится рядом, вернее, со смутными образами реальности. Я успеваю подметить долгий путь, горы, воду, много воды, над ней кружат странные птицы, похожие на драконов. Замки вдали. Золотой песок перед самым большим из них, и под ним тоже — замок словно парит на землей. Там горит заветный цветок, там конец нашей дороги.
Бранн, поцокав языком, отпускает меня и ленту, лежащую у его ног пылающими кольцами. Она вытягивается, распрямляется обратно в струну.
А я перепрыгиваю на Дея. Уф, аж голова кругом.
— У тебя, видно, сильный поручитель, раз ты суешься к цветку папоротника, — щурит холодные глаза неблагой.
— Поручитель? Какой поручитель? Нет у меня никакого поручителя!
Какие-то правила неблагих, о которых нам неизвестно. И похоже, правила серьезные, раз Бранн не только приподнимает брови, но и поводит острыми ушками.
— Ох ты, благой-благой! Ты же утонешь еще в Хрустальном море без поддержки. Причем — неблагого королевской крови. Возвращайся, откуда пришел.
Равнодушия уже нет, непонимания — целое болото. Дей молчит, злится, а Бранн продолжает:
— Что, Майлгуиру мало четырех волшебных предметов, он захотел средоточие магии? Сына не пожалел?
— Отец пытался запретить мне!
— Тогда что тебя занесло сюда? Гордыня, беда всех благих?! Подвигов захотелось, как у древних богов? Объясни мне, неблагому! Почему ты прешься по нашим и вашим землям, пугая все живое, не разбирая дороги?..
О, я знал, я знал, чей это взгляд! Не он ли заманил нас на маковое поле?
— Что сподвигло тебя нарушить законы вашего дома и правила волков?
Дей открывает медальон.
— Она.
Я тоже смотрю, я подзабыл, какая ты, моя госпожа. На островке посветлело от твоих волос, а призрачные огоньки болота словно загорелись ярче.
— Алиенна, принцесса Солнца, — читает Бранн тонкую вязь. — Она… — ши замирает, вглядываясь в рисунок.
— Она прекрасна.
— Вы все-таки слепцы, благие. «Прекра-а-асна»! — дразнит он Дея. — Ты даже не понимаешь, не видишь, какое сокровище снизошло до тебя. Доброта. Чистота. Ясный огонь.
— Она умирает, — глухо выдыхает Дей, едва сдержав рычание в горле.
— Сколько вы были вместе?
Дей защелкивает медальон, сжимает его в руке.
— Одну ночь… И всю жизнь.
— Ладно! — хлопает себя по бедрам Бранн. — До дворца путь неблизкий. Я провожу тебя.
— А как же твое болото?
Трясина булькает за границей островка, словно понимает, что говорят и думают сейчас о ней. Мне не удается избавиться от чувства, что она хочет отомстить за своих Детей. Бранн приглядывается к трясине, к горизонту, тревожно и беспокойно, уголки длинных губ снова загибаются вниз, он хмурится и молчит.