Темное торжество
Шрифт:
Кажется, у него заработало воображение. Он больше не пытается вернуть мне кольцо.
— Обещаешь? — спрашиваю я.
Он смотрит мне в глаза. Не знаю уж, что он там видит, но это окончательно убеждает его.
— Обещаю.
Я чувствую некоторое облегчение:
— Спасибо, Гавриэл.
— Это тебе спасибо, — говорит он. — И я всей душой сожалею обо всех тех ужасах, которых ты натерпелась, и о тех, на которые ты себя обрекаешь. Знай же, что не только моя сестра — все мы высоко ценим твое самопожертвование.
У
— Исмэй, ты, помнится, говорила о метательных дисках. Можно у тебя позаимствовать?
— Вообще-то, я не в шутку предлагала пойти вместо тебя, — отвечает она.
Я беру подругу за руки:
— Знаю. Поэтому ты мне так и дорога, Исмэй. Но и здесь есть дела, с которыми никто не справится лучше, чем ты. Я, в частности, думаю, что, если город не устоит, последними, кто встанет между д'Альбрэ и герцогиней, будете вы с Дювалем.
Она крепко обнимает меня, и я наслаждаюсь этим мгновением сестринской любви и ободряющей близости. Потом отстраняюсь:
— Так вот, что касается оружия…
После некоторого обсуждения Исмэй вручает мне диски и половину своего запаса ядов. Отныне все, что мне остается, — это дождаться рассвета и тронуться в путь.
Когда я покидаю покои Дюваля, желание немедленно увидеться с Чудищем становится почти нестерпимым. Я даю себе слово, что утром разыщу рыцаря и все ему расскажу.
Вот исповедаюсь ему — и смогу умереть с чистой совестью.
Солнце еще не высунулось из-за горизонта, а я уже одета и направляюсь к конюшням. Я вполне отдаю себе отчет: много чего в этой жизни боялась, но простая правда, которую собираюсь выложить Чудищу, пугает меня больше всего.
Я обнаруживаю его, как и предполагала, в конюшне. Он наблюдает за приготовлением лошадей для него и его отряда. Толстая трость по-прежнему при нем, но вместо того, чтобы на нее опираться, он размахивает ею по сторонам, отдавая указания.
При нем Янник и столько угольщиков, что так запросто не сосчитать. Сердце у меня попросту гремит, я даже удивляюсь, отчего все не оборачиваются на его стук. Однако люди настолько заняты своими делами, что поначалу вообще меня не замечают.
Я хочу окликнуть рыцаря, но, открыв рот, не могу выдавить внятного звука. Может, у меня все же вырвался какой-то писк — Чудище оглядывается. Глаза у него округляются от неожиданности, и, хромая, он направляется ко мне.
— Я надеялся, — говорит он, — что ты придешь нас проводить и мне не надо будет лазить по лестницам, разыскивая тебя.
Он собирался попрощаться со мной. Уже хорошо.
— Мне бы кое о чем перемолвиться с тобой наедине.
Он поднимает брови, однако выходит со мной с конюшенного двора. Боясь утратить самообладание, я смотрю на свои руки и вижу, как побелели стиснутые пальцы. Заставляю
— Я должна кое-что тебе объяснить. Много раз хотела об этом заговорить, но все как-то случая не было.
Он молчит и не двигается, только глаза становятся непроницаемыми, словно голубая полированная сталь.
Я продолжаю:
— Сперва я молчала из страха, что ты не будешь мне доверять, а без этого не было надежды счастливо доставить тебя в Ренн. Потом надеялась, что, раз уж мы здесь, никому и дела не будет, кто я такая. Ну, опять же, и гордиться тут нечем. Но это не…
— Сибелла.
— Да?
Что-то меняется в его взгляде, а рука медленно тянется к моему лицу… Его глаза полны нежности, а движения так осторожны, что я уже задумываюсь, не надумал ли он поцеловать меня?
И тут его рука неуловимо взвивается. Удар верен и силен, и мир для меня перестает существовать.
ГЛАВА 34
По моей челюсти, непосредственно у подбородка, стучат молотками все дьяволы преисподней. Но это не так уж и важно, ибо я чувствую себя в безопасности. Я сижу в какой-то пещере, сотворенной из теплого камня. Она окружает меня со всех сторон, крепко давит на спину… Идеальное укрытие!
Моего слуха достигает негромкое ржание. Лошадь? Потом слышится мужской голос:
— А ты не говорил, что мы с собой юбку захватим.
Второй голос несколько осаживает:
— Последи за языком, дурень! Наш капитан на дешевых шлюх не падок!
— Ну ладно, — говорит первый, — тогда кто она?
— А чтоб я сдох, если знаю.
— Хватит, — ворчит знакомый голос.
Кто-то прокашливается.
— Если позволительно будет спросить, капитан, что с ней такое?
Теперь в его тоне куда больше почтительности.
Следует пауза, потом стена пещеры рокочет прямо мне в спину:
— В обморок брякнулась.
Я с усилием открываю глаза… и тотчас снова зажмуриваюсь, поскольку яркие солнечные лучи беспощадными стрелами пронизывают мне мозг, и накатывает дурнота. Понемногу начиная соображать, я осознаю, что нахожусь вовсе не в пещере. Я полулежу, покоясь в могучих объятиях. И опираюсь спиной не на каменную стену, а на латный нагрудник. И все это плавно покачивается вместе со мной в такт конскому шагу.
Я пытаюсь пошевелиться, но мощные руки держат крепче всяких тисков.
— Тихо, ты, — звучит все тот же рокочущий голос. — Коня мне напугаешь!
Чудище.
Негодяй опять это сделал!
Я все-таки пытаюсь сесть и по возможности отодвинуться. Это мне не особенно удается, поскольку седло у нас одно на двоих, зато мир снова начинает кружиться. В ярости я тычу локтем Чудищу в бедро и радуюсь, когда он крякает от боли.
— Если еще попытаешься так сделать, я тебя убью! Без шуток!