Темные удовольствия
Шрифт:
Прежде чем я успел снять новое напряжение, охватившее нас, снаружи раздался громкий хлопок, и Ева издала резкий крик, после чего быстро зажала рот рукой. Она уставилась на меня, ужас сквозил в каждой черточке ее тела.
— Что это было? – она убрала ладонь, чтобы прошептать.
— Ничего. Наверное, они опрокидывают всякое дерьмо с полок, – солгал я.
Это был выстрел. Ошибиться было невозможно. Если они перешли к стрельбе, то все становилось слишком реальным. Я понимал ход их мыслей. Начинаешь глупую затею
— Это было похоже на выстрел, – прошептала Ева, не поверив моей лжи. Неудивительно. Ева была умной девушкой. Мудрой не по годам. Она была не только начитанной, но и сообразительной. Это был необходимый навык для выживания в том районе, где она выросла.
— Без разницы. Здесь мы в безопасности, – я лишь отмахнулся от ее беспокойства. — Сядь, – я подошел ближе к двери, чтобы слышать, что происходит снаружи. Там сполз по стене и сел.
Ева переместилась вдоль стены, поближе ко мне.
— Я не хочу сидеть там одна, – пробормотала она.
Тогда я заметил, что она дрожит. На ней были шорты и шлепанцы. Хотя летом в штате Мэн днем было жарко, но ночью температура довольно резко падала.
Когда я не ответил, она придвинулась еще ближе, так, что наши руки соприкоснулись.
— Ты холодная. Какого черта ты вышла из дома в этом? – поинтересовался я, хватая свою отброшенную кожаную куртку и протягивая ей.
— Я не просила твою куртку. – Ее тон был едким. Всегда такая чувствительная к критике. — В любом случае, мне не холодно.
— Ты дрожишь, – заметил я.
— Мне страшно. – Признание, похоже, вырвалось у нее непроизвольно, судя по тому, как она напряглась сразу после этого. Она вздохнула. — Мне страшно, и я не хочу сидеть там одна. У меня это плохо получается.
— Что, быть одной?
— Да. Я всю жизнь провела в компании другого человека. Я ненавижу одиночество.
Ашер. Я даже представить не мог, каково это – быть близнецом и всегда иметь кого-то под боком.
— Ну, тебе повезло. Быть привычным к одиночеству куда хуже, – пробормотал я, откидывая голову на плитку позади нас. — Я гребаный эксперт в этом.
После моего признания воцарилась тишина. Зачем я это сказал? Она определенно не была той, с кем я хотел бы делиться своей уязвимостью.
— Но ты ведь никогда не бываешь один… Ты всегда с другими Ледяными Богами – в школе, на тренировках, по выходным.
— Когда повзрослеешь, то поймешь о чем я, Золушка. Ты можешь чувствовать себя одиноко где угодно, даже в окружении людей.
Она немного помолчала, а затем кивнула.
— Ты прав, я не понимаю. Поэтому ты принимал те таблетки?
—
— Я просто поинтересовалась. Будь я на твоем месте, не могу представить, чтобы я захотела принять что-то...
— Почему нет? Почему это так трудно понять?
— Потому что у тебя есть все. У тебя прекрасная жизнь... зачем стремиться сбежать от нее таким образом?
Я безрадостно усмехнулся.
— Прекрасная? Ты меня не знаешь, Ева. Ты понятия не имеешь, какой жизнью я живу.
— Может, не в деталях, но я знаю, что ты получаешь полноценное питание три раза в день, и тебе не нужно забивать свою голову тем, откуда оно берется. Я знаю, что у тебя есть крыша над головой, тепло зимой и кондиционер летом, и тебе никогда не придется беспокоиться об их отключении или собственном выселении. Я знаю, что у тебя есть машина, на самом деле, даже несколько, и тебе не нужно трястись в автобусе или идти пешком домой поздно вечером, чувствуя себя в опасности из-за того, что кто-то идет за тобой следом всю дорогу.
— Тебя кто-то преследовал? – спросил я, еще больше гнева затопило мой разум.
Она проигнорировала мои слова.
— Я знаю, что ты никогда не испытывал трудности с получением медицинской помощи из-за отсутствия страховки. Я знаю, что ты был за границей и видел удивительные места… а у меня даже нет паспорта. Мне продолжать?
Ее слова украли все мои возражения. Что ж, если рассматривать с её ракурса, я действительно был богатым, привилегированным уродом. Я итак это знал. Она лишь добавила новый повод для отвращения.
После долгой паузы я сформировал свои мысли в ответ и произнес их, не задумываясь о том, насколько они грубые или личные.
— А ты никогда не поймешь, каково это – не иметь заботливой семьи или хотя бы одного человека в мире, которому небезразлично, жив ты или мертв.
Вероятно, все дело было в ситуации. Эта ночь казалась идеальной для признаний. Не только Ева была напугана. Мне тоже было страшно. Как бы мне ни нравилось балансировать на грани смерти, искушать ее забрать меня, я чувствовал себя иначе, зная, что это мой выбор и он в моих руках. Быть на мушке у стрелка-наркомана – это совсем другое.
— Я уверена, что твой отец любит тебя, – решительно сказала Ева.
— Я бы не стал на это ставить. Может, он и любил меня когда-то, когда была жива моя мать, но с того дня, как она умерла, он возненавидел меня. Теперь я для него просто испорченный лжец, преступник… наркоман.
Ева молчала. Я не мог видеть ее лица и был рад этому. Здесь, в интимной темноте, было удивительно легко открыться ей.
— Мне очень жаль, – сказала она наконец, не утруждая себя тем, чтобы успокоить меня или доказать, что я неправ.