Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
– Прошу, господа, – позвал всех Абекуа, ставя на пострадавший кофейный столик (вместо сломанной ножки они временно приспособили чемодан Лайоша) сковороду, кофейник, плетёную корзинку с нарезанным хлебом, тарелки, ножи, вилки и чашки. Добавив к этому набору сливочник и вазочку с джемом, муримур занял своё место на диване. Мужчины принялись за еду, и несколько минут в комнате стояло молчание.
– Итак, нам предлагают навестить «Краб и солнце», – заметил Ла-Киш.
– Это понятно, это же паб «кирпичников», – отозвался Шандор.
– И что вы собираетесь делать, дорогой Лайош?
– Собираюсь пойти туда,
– Отдать фотографию и ключ?
– Нет. Это бессмысленно, потому что в таком случае мадемуазель Энне немедленно убьют. Предложу им взять меня вместо неё, и снова заявлю, что бумажник – единственное наследство Джима Хорна.
– Джека Хорна, – спокойно поправил сыщика сюретер.
– Что-что?
– Погибший под подъёмным краном – Джек, то есть Джон Хорн. Брат-близнец покойного Джима, то есть Джеймса Хорна.
– Вы получили ответ на свой запрос? – догадался Шандор.
– Получил. Но дела это не упрощает, – вздохнул Ла-Киш, и коротко пересказал полученные сведения, а также те выводы, к которым он и Вути пришли накануне вечером.
– Фушар… – Равири вертел в пальцах вилку. – Да, пожалуй, вы правы. Это было бегство, и советник ищет то, что украл у него Хорн.
– Согласен. Как и с тем, что всё это только усложняет дело, – отозвался Лайош.
– Мадемуазель Энне в любом случае у «кирпичников», а не у Фушара. Он до сих пор на Валькабаре, – заметил Ла-Киш.
– Даже если мы вломимся в «Краб и солнце», и начнём там всё громить, а потом пытать бармена – едва ли это что-то даст, – Абекуа налил себе ещё кофе и теперь щедро намазывал на хлеб джем. – Но идея мне нравится. Прямо руки чешутся.
– Замечательно. Потому что нечто подобное я и хотел предложить, – усмехнулся сюретер.
Трое компаньонов с интересом посмотрели на него.
– Никогда бы не подумал, что в Тайной Канцелярии используют незаконные методы, – самым невинным тоном произнёс Равири.
– Не используют, – отрезал сюретер. – Но, как я вчера уже говорил господину Вути, теперь это наша общая проблема. Поэтому я намерен применить все доступные средства, чтобы решить её как можно скорее. У нас, если вы ещё не забыли, по городу разгуливает отравитель, и даже прямо сейчас проклятую выпечку могут везти очередной жертве.
* * *
В колледже Святой Жозефины уже начались занятия, и через вестибюль пробегали последние опаздывающие студенты. Наконец, входные двери перестали хлопать, главная лестница опустела, а старый Афу, как всегда хмурый, принялся подметать пол. Два констебля в штатском, которых отрядили охранять Кэтти и помогать сержанту, откровенно скучали, сидя по бокам небольшого столика. Сержант, также в штатском, устроившийся в кресле у окна, из-за шторы осторожно разглядывал видимую часть парка перед колледжем. Главный вход ему виден не был, но уходящая влево сеть дорожек просматривалась отсюда отлично. Кэтти послушно сидела у перископа, накрытая тёмной тканью, и высматривала посыльного.
– Ну что, барышня? Сегодня опять пусто? – вполголоса поинтересовался сержант, не прекращая своих наблюдений. Небольшого роста, с тонкими усиками, подвижный и немного нервный, он рассматривал доверенную ему операцию как великолепный шанс на продвижение по службе, и потому старался сделать всё, чтобы с успехом завершить задание.
– Похоже, что так, – отозвалась девушка. – Я могу закончить?
– Подождём ещё десять минут, – сержант достал из кармана часы. – В нашем деле лучше не спешить.
– Хорошо, – Кэтти снова прильнула к перископу. Афу закончил подметать вестибюль и теперь, достав тряпочку и бутылку, полировал деревянные панели на стенах.
Входная дверь открылась, впуская новых посетителей. Через вестибюль стремительно прошёл высокий мужчина в коричневом пальто и широкополой шляпе, правый край которой был лихо заломлен вверх. Следом за ним шагал паренёк лет семнадцати, в надвинутой на глаза кепке и суконной куртке. Мужчина, на ходу кивнув привратнику, продолжал громким, хорошо поставленным голосом:
– …а эта ваша работа совершенно никуда не годится! Ужасающе небрежно, такое позволительно разве что первокурсникам, да и то только в первые месяц-два обучения. Вы что, писали отчёт с похмелья?
– Простите, профессор, – бормотал юноша. – Мне очень жаль.
– Разумеется, вам жаль! Но не так, как мне! Вот что, Георг: или вы берётесь за ум, или я отказываюсь от вас, ищите себе другого куратора. Даю вам три дня на то, чтобы переписать работу и сдать её в достойном виде. Меня не волнует, чем вы занимаетесь в свободное время и какой образ жизни ведёте, но в этих стенах, – профессор демонстративно обвёл рукой пространство вестибюля, – извольте соответствовать тем высоким требованиям, которые мы предъявляем к нашим студентам.
– Да, профессор, – парень склонил голову и смотрел теперь в пол.
– Три дня, слышите? – мужчина, не дожидаясь ответа, резко развернулся и пошёл вверх по лестнице. Юноша постоял ещё немного, словно раздумывая, подниматься ли следом, но потом повернулся и зашагал к дверям.
– Это он, – тихо сказал Кэтти.
Глава 24. Кровь, погоня и блеф
Первый фургон, с потёртой и выгоревшей от солнца и дождей рекламой «Лучшего в мире мыла «Сопо», появился в Лайонгейт часам к десяти утра, расположившись на соседней с пабом «Краб и солнце» улочке. Второй, с изрядно облупившимися золотыми буквами «Хобс и сыновья. Строительные подряды», в то же время занял позицию рядом с проездом во двор, куда выходил чёрный ход паба. Третий, потрёпанный закрытый катафалк с логотипом «Похоронного бюро Мобри», прибыл последним, и под равнодушными взглядами редких в это время зевак остановился, не доехав пару домов до «Краба и солнца».
Обыватели ещё продолжали гадать, кто именно из соседей помер, когда обстановка переменилась, будто по щелчку пальцев. Первый фургон, вылетев из-за поворота, рванул к пабу. Из катафалка уже выпрыгивали люди, одетые во всё чёрное, в закрытых масках со встроенными чёрными стёклами очков. Команда второго фургона, снаряжённая небольшим тараном, сорвала с петель загораживавшую проезд решётку, и блокировала двор паба.
Кучер первого фургона, с закрытым шарфом лицом и в тонированных очках-гогглах, осадил коней прямо у входа в «Краб и солнце». Команда из катафалка уже перекрыла дорогу с обоих концов, разогнав зрителей. Впрочем, на улице к этому моменту оставались немногие: в Лайонгейт каждый второй хотя бы однажды имел проблемы с законом, а каждый третий отлично знал униформу «летучей бригады», и поспешил убраться восвояси.