Тень Уробороса. Аутодафе
Шрифт:
Она усмехнулась:
— Не беспокойся, помнить там нечего. Неужели ты считаешь, что со мной можно что-то проделать помимо моей воли? То, что ты торжественно облобызал мой шарфик, вряд ли является самым выдающимся событием твоей жизни. Поэтому можешь не бояться. А то еще навлечешь на наш город толпу сексуальных маньяков…
Говоря все это, Джоконда не сопротивлялась, когда я тянул ее к себе все ближе и ближе. Наконец ее тирада закончилась, и мы уже чуть ли не касались друг друга носами. Это было смешно.
— И что? — спросила она.
— И всё, — отозвался я и, снова
Джо улыбнулась, провела рукой по моей голове и сказала:
— Ну хорошо. Спутник заснял страшные черные тени, очень невнятные, похожие и на людей, и на змей, и на пауков…
— Эфий! — оборвав ее на полуслове, вскрикнул я. — Ну конечно это клеомедянин с его бесконечными «тегинантьеста», кто ж еще?! Нет, из порочного круга пора выходить! В связи с тем, что я сейчас больше похож на отбивную котлету, нежели на героя-любовника или сексуального маньяка, тебе следует набраться терпения и…
— Ну ты и наглец! — восхитилась Джоконда.
— …и все-таки поставить в известность жителей города!
— У меня один вопрос к тебе как к доктору. Обезболивающее действует исключительно на боль? Оно ничего больше не подавляет и не парализует?
Я понял, что она задумала какую-то каверзу, но отвертеться не получилось, и пришлось говорить правду, что только на боль. Если бы я знал, как она использует эту информацию против меня, то прикинулся бы не только парализованным, но и немым. Джоконда пересела ко мне и целовала до того, что когда я наконец смог соображать и разгадал ее хитрость, было уже поздно.
— А это, — поднимаясь, с прохладцей сказала она, — вендетта за твою гипертрофированную самонадеянность, несчастный ты лекаришко! Вот теперь лежи и мучайся!
— Нашла чем отомстить! — парировал я. — Да нас с тринадцати лет…
— Ну-ну! — удаляясь, подмигнула Джо.
И ведь она оказалась права: после ее ухода мучиться мне пришлось не один час.
АЛЬФА И ОМЕГА (5 часть)
1. Последний Хранитель
Фауст, январь 973 года (за 29 лет до войны со спекулатами)
— Брат Сабелиус, там вернулся брат Агриппа…
Целитель Сабелиус тут же опустил ворох свежих простыней на стол и поблагодарил послушника за добрую весть.
— Пусть ученики разберут их сами, — сказал он второму целителю, Роцитасу, после чего направился к выходу.
— Брат Сабелиус, вы сегодня уезжаете? — уточнил Роцитас, почти не отрываясь от своих записей.
— Я побеседую с братом Агриппой и узнаю.
— Хорошо.
Сабелиус вышел из лекарской и долго следовал по темному коридору. Навстречу ему не раз выглядывали караульные, но, узнав, приветствовали и отступали в свои временные кельи, и казалось, будто они исчезают, проходя сквозь каменные стены.
Наконец коридор вывел его к тесной винтовой лестнице, круто убегавшей куда-то вверх. Со стороны монастыря Хеала лестница выводила к давно не используемому — по крайней
Тело радостно откликнулось на представившуюся возможность размяться. Сабелиус взлетел наверх по неровным ступенькам и сам не заметил, как проделал все это.
Агриппа дожидался его в галерее. Спрятав руки в обшлагах рукавов, он наблюдал за состязавшимися на пустыре юными послушниками. С Сабелиусом они поприветствовали друг друга короткой улыбкой и молча досмотрели до финала поединка. Они были похожи, эти два тридцатитрехлетних человека, да и нечему здесь удивляться: несмотря на то, что никто из монахов Фауста не знал своих родителей, многие из них приходились друг другу родными братьями. Это неизбежно, если помнить о скудости оставшегося в инкубаторах Фауста генетического материала.
Агриппа был еще молодым наставником. Он стремился в магистрат, и у него были все шансы получить желаемую степень. В Епархии его уже почитали за своего, и сам Иерарх Эпцимар выделял хеальца своим вниманием. Эпцимару было уже далеко за семьдесят, и он готовил себе в преемники назначенного с самого рождения на этот сан амбициозного и умного Кана Эндомиона. Магистр Эндомион тоже происходил из когорты монахов Хеала, но окружающие недолюбливали его за чрезмерную высоколобость, граничащую с религиозным фанатизмом. Казалось, еще полшага — и Эндомион содеет что-то великое, но страшное. Но Иерархом мог стать только тот, кого избрали им еще до рождения, кто даже задумывался с расчетом на саккос и палицу правления, кто увидел свет в монастыре Хеала.
— Готов к поездке, Сабелиус? — наконец спросил Агриппа, поворачиваясь к целителю.
— Готов. А что тебе сказали в Епархии насчет моей кандидатуры?
— Ничего особенного. Получили все необходимые разрешения от правительства Внешнего Круга… Почему ты так смотришь?
Сабелиус смущенно улыбнулся и покачал головой:
— Ничего. Немного не по себе, но это из-за того, что в первый раз. Как там всё во Внешнем Круге, Агриппа?
— В иных местах суетливо. И много тех, кого здесь мало.
— Тех, кого мы крестим серебряным макросом?
— Да, но только там они живут не в отдельном монастыре, где немногие ведают об их существовании. Во Внешнем Мире они повсюду.
— Интересно будет взглянуть, — в Сабелиусе проснулся исследователь. — Впервые за свои тридцать три года я лечу посмотреть мир.
— Это значимый возраст, Сабелиус! — многозначительно заметил Агриппа. — Но я огорчу тебя: некогда будет нам смотреть на мир. Нам выделили немного, три седьмицы. Этого хватит только на то, чтобы мне управиться с делами Епархии, тебе — с поручением ордена, и вернуться назад.