Тень в тени трона. Графиня
Шрифт:
Красавец-галеон, взяв ветер всеми парусами, в крутом бакштаге рвался в океан, все дальше уходя от берега. На полуюте у кормовых фонарей стояли двое в кафтанах серого цвета и смотрели на полоску суши, которая стремительно таяла в дымке утреннего тумана.
Что ждет их там, вдали от родного Амстердама, на далеком Кюрасао, куда один из них направлялся полномочным представителем Голландской Вест-Индской компании и одновременно губернатором острова, утвержденным специальным распоряжением Парламента Соединенных Провинций Нидерландов, они не знали.
Ветер крепчал, волны становились круче, дождь перешел в ливень. Поднявшийся на полуют офицер предложил «господину губернатору» пройти в приготовленную для них каюту. Берег растаял. Их окружало море. Ветер свистел, выметая из их душ грусть, печаль и горечь утраты близких людей. А вот злость и неусыпная жажда мести оставалась. А еще терпение и холодный расчет, они умели ждать. Даже если они проиграли сегодня, жизнь продолжается, наступит завтра. Они были еще так молоды, крепки телом и духом. У них была цель, путеводная звезда озаряла их путь во мраке бытия, а еще они были богаты. Они обязательно вернутся, и те, кто виновен в их несчастьях, заплатят за все. Но это будет не скоро, и будет ли вообще – этого не знал никто. А сейчас нужно было жить, это ведь так просто.
Глава третья
Палач. Ставка ценой в жизнь
Прошло двенадцать лет. Габриэлю Нортону удалось стать своим в этом гадюшнике, каким оказался с виду милый и приветливый остров, к которому они причалили спустя три месяца после отплытия из Амстердама.
Авантюристы всех мастей и оттенков, пираты, контрабандисты, работорговцы, откровенные бандиты, убийцы, сутенеры. Казалось, что все дерьмо в человеческом обличии приплыло на этот остров, находящийся на самом перепутье морских трасс.
Габриэлю повезло еще тем, что его предшественник – губернатор острова оказался по-настоящему порядочным человеком и откровенных пакостей не чинил. Наоборот, он честно ввел молодого преемника в курс текущих дел, и самое главное – передал в наследство сплоченную команду преданных ему людей, с которыми он работал и за которых готов был поручиться хоть перед Господом Богом, а уж перед людьми так и тем паче.
Через полгода «старый» губернатор с легким сердцем и приличной суммой сравнительно честно заработанных денег, окончательно сдав дела «новому», отбыл в Амстердам.
Племянник был приставлен к делу сразу же по прибытии и удивительно быстро входил в курс своих обязанностей «чистильщика» человеческого дна. С наставником и командой здесь ему повезло не меньше, чем дяде.
Общая работа и общие неприятности, а их хватало с избытком, сблизили этих людей настолько, что Габриэль был готов «порвать» любого за сына, а он его искренне считал своим сыном и наследником. Герд это чувствовал и отвечал взаимностью. На людях они, конечно, старались держать дистанцию, но секреты в «деревне» не утаишь, дома же они давно перешли на «ты».
А вот женщин в их узком семейном кругу не было. Как оказалось, Габриель был однолюбом, и после смерти его милой Эммы сердце просто не пускало другую. Тело, конечно, допускало женщин, но ничего серьезного и постоянного не получалось, и скоро местные красавицы и их матери оставили его в покое.
С Гердом случился тот же казус. Мать он не помнил, она умерла при его рождении, и тетушка Эмма стала ему матерью, окружив такой заботой, любовью и лаской, что любую появляющуюся в его окружении женщину он невольно сравнивал с ней, и сердце отвергало «чужую».
Да и род деятельности сыграл с ним злую шутку. Он с такой легкостью, без тени жалости вычищал «авгиевы конюшни» острова, что прозвище «палач» прочно прилипло к нему. А скажите, какая женщина станет связывать свою судьбу с палачом, прирезать которого грозилась чуть ли не половина острова, а за глаза шипели все, плевались и строили козни?
Любой островной красотке было ясно как божий день, что если «дорогого супруга» и не прирежут где-нибудь в тихом месте, то саму супругу точно притопят на месте неглубоком, и такая перспектива не радовала претенденток на руку и сердце главного живодера острова.
Для нехитрых мужских радостей ему вполне хватало эксклюзивных милашек – «для своих», в известных заведениях, которые давно курировались его службой, хоть это и не афишировалось.
Итак, пришла пора вернуться в кабинет Герда Нортона, где мы покинули обоих в начале повествования. Габриэль закончил пересказ событий, о котором его попросил Герд, когда город уже спал.
В тропиках звезды яркие, крупные, красота потрясающая. Воздух полон запахов, пахнет морем.
Герд стоял у открытого окна и с наслаждением вдыхал аромат тропической ночи. Он полюбил Кюрасао всей душой и сердцем.
Помня обещание, данное дяде и самому себе на палубе галеона, увозящего их из Амстердама, – найти истинного убийцу своего отца, Герд упрямо, все двенадцать лет по крупицам собирал сведения, используя все свои возможности, деньги, подкуп, шантаж. Материал накапливался и анализировался.
Мозаика событий крутилась в его голове. Постепенно из отдельных фрагментов складывалась цельная картина, не хватало всего лишь нескольких фрагментов.
– Что скажешь? – поинтересовался губернатор.
Герд молчал, продолжая с наслаждением вдыхать ночной аромат «земного рая».
«Жалко мальчишку, – подумал Габриэль, – не поверил! А может, это и к лучшему».
– Ладно, уже поздно! Извини, я пойду, – поднимаясь, заявил губернатор и направился к двери.
– Погоди, отец! – Герд нередко называл его отцом, но на этот раз в его голосе было что-то, что заставило губернатора остановиться.
– Прошу тебя, присядь. В твоем рассказе для меня ничего нового не прозвучало, я и так уже все знал, не хватало буквально крох.