Теодор и Бланш
Шрифт:
После этого при герцогском дворе поползли слухи и сплетни о сердечной привязанности милорда. «Кто она?..» — этот вопрос витал в залах и парках.
Дело в том, что, хотя все знали о том, что когда-то на герцога и его земли было наложено заклятье, никто не знал, какое, за что — и почему оно исчезло. Тема являлась негласным табу. Теперь же краешек завесы над тайной происходившего в замке в то загадочное время приподнялся — и приподнялся благодаря самому лорду.
Одновременно тот факт, что Теодор уже отдал кому-то свою любовь, пробудил активность многих незамужних дам. Впрочем, их любопытство тоже не дремало. Тед подвергся настоящей планомерной осаде, вынужденный отбиваться от тяжелой артиллерии томных взглядов, сладких вздохов и сочувственных слов.
Все больнее и больнее было несчастному юноше выносить отсутствие Бланш. Теодор достал ее портрет и поставил на мольберте в своем кабинете — комнате, что являлась свидетелем столь многих их разговоров и встреч. И никто, даже Маргерит, не знал, как часто поздними вечерами, когда засыпала вся челядь, поднимался Теодор на чердак. Он слушал там глухой, скрежещущий бой часов, вой ветра за бойницами — и вспоминал. Ее первый приход…
«Разве вы хотите, чтобы я ушла?..»
— Никогда. Я хочу, чтобы ты вернулась… — шептал видению де Валитан.
«Разве герцогу пристало спать на чердаке?»
— О моя родная, моя любимая крошка, а разве пристало герцогине таскаться по дорогам в поисках надомной работы?..
Ее перестановки… Ту бурю. Миг, когда Бланчефлер кинулась в его объятья, охваченная ужасом; миг, когда он слышал удары ее сердца, когда ее глаза оказались так близко… Мгновение, все решившее для него…
Чердак хранил еще много воспоминаний. Ужасные ночи… Самые первые дни, полные мучительных, терзающих раздумий: «Ах, как все было бы хорошо, если бы я не устроил скандал… не обманул Марш… не позвал бы ее сюда жить… не обращал бы на нее внимания!..» Слезы в изголовье, глухие рыдания… Мечты о скором избавлении. Страх, отчаяние… Как сейчас все это далеко!
Тот юный эгоист так и не получил обратно своей красоты, он исчез, нося обличье, данное ему Маршбанкс. Красота пришла к совсем другому Теодору… Но этому Теодору нужно было и совсем другое для счастья!
«Помню, тогда мне страстно, бешено хотелось влюбиться по-настоящему, — думал герцог, стоя у бойницы, задвинутой шкафом, и слушая вой осеннего ветра, полного влаги. — Быстренько доказать свое чувство, расколдоваться и заняться своими делами. Как просто! — Тед усмехнулся. — Что будет потом с девушкой, меня не интересовало. Полюбить и доказать… Казалось, я смогу сделать это. Но мне хотелось не любви и счастья, мне хотелось тогда вернуть свою смазливую физиономию. Потом Марш выбила из меня уверенность в себе… да и приезд ее высочества не обнадеживал. Ах, как тянулись все эти годы!.. А вот когда пришла Бланш, у меня не мелькнуло даже мысли о любви — ведь я уже почти умер… О, Бланш… Живительный ветерок, разогнавший всю здешнюю удушливую атмосферу. Я прикипел к Бланчефлер всем сердцем, всеми помыслами и чувствами своими… Я жил ради любимой! И вот тогда доказать стало для меня важнее всего на свете… Это дало бы мне право не скрывать свою любовь, подарило бы мне надежду. Я доказал. И получил ли я Бланш?.. Нет! Я получил свою красоту!.. Боже мой, зачем?.. А еще осень. Эти туманы… Все так живо воскресает в памяти… И эти чертовы балы! Грохот музыки, толпы праздных оболтусов в зале, которая навечно полна для меня прохладным сумраком и легким шорохом ее шагов в тишине нашего „бала“… Ох, когда же кончится это наваждение?.. Кажется, она никуда и не уходила. Каждый уголок полон ее присутствием…»
А когда тусклыми осенними днями хлестал дождь и в замке не было гостей, Теодор в одной легкой сорочке стоял у холодного окна кабинета, глядя на потемневший, вымокший парк, на облетевшие деревья, на тоскливо бормочущие струи дождя, на ползущие низко тучи — и душу его переполняла безысходная тоска, слезами подступающая к глазам. Он смотрел… смотрел… На окне появлялся запотевший островок, и как-то само собой выписывалось на нем имя «Бланш»… И снова дождь, холод стекла — пока не приходила Маргерит с чашкой горячего кофе и насильно не уводила молодого человека в спальню, где жарко пылал камин и багровые блики огня танцевали на красочных настенных гобеленах…
При гостях же Тед был — сама любезность и остроумие. Придворные действительно отвлекали его от сердечной тоски, если не становились чересчур назойливыми. Последнее большей частью относилось к дамам.
Впрочем, одна из них, как казалось Теодору, искренне сочувствовала ему, без какой-либо задней мысли. С ней-то он и старался проводить больше времени. Девушка же всегда проявляла такт к его чувствам.
Однажды, устав от суеты очередного праздника, Тед пригласил ее в свой кабинет. Первое, что она сделала там — это подошла к портрету Бланш.
— Это ваша работа, милорд?
— Да, — он встал рядом.
— Хорошенькая… — задумчиво заметила гостья. — Ваша фантазия?
— Почему же только хорошенькая? Она красивая!.. Хотя, конечно, карандашный рисунок…
— А! Значит, это реальная женщина? — оживилась его гостья. — Ну, какая же она красавица? Заурядная внешность.
Теодор не смог сдержать возмущенное фырканье.
— За-у-ряд-на-я?! Да вы посмотрите на нее, Алиса! Мне казалось, у вас есть глаза.
— А… — наконец поняла девушка — и прикусила нижнюю губку. — В самом деле, в самом деле! Вот глаза… И волосы…
— О да! — весь, казалось, засветился Теодор. — Разве подобная ей может еще где-то быть?..
И тут Алиса обратила внимание на одежду Бланш.
— Позвольте… Она что, простолюдинка?..
Теодор внимательно посмотрел на нее — и голос его стал холоднее:
— Ну и что, госпожа баронесса?
Баронесса пожала плечами.
— Теодор… Простите меня, конечно… Но она вам не пара. Посмотрите в зеркало, милорд! И взгляните на ее портрет. Она ни в чем не достойна вас. Вы столь красивы, столь утонченны… Она же — безродная, неграмотная девка… девушка, — поправилась Алиса, увидев, как сверкнули глаза его светлости. — Довольно миловидная, но и только! К тому же вы дворянин! Вы герцог!..
Теодор глубоко вздохнул, пытаясь сдержаться. Все же госпожа баронесса не виновата, что так воспитана… Она просто… просто думает, как все. Увы.
— Алиса, не судите о том, чего не знаете, — устало и разочарованно ответил он.
Она покачала головой.
— Милорд, вы жили тут один… Немудрено, что первая же более-менее симпатичная особа привлекла ваше внимание. Но, помилуйте — считать это увлечение серьезным чувством? — Алиса мудро и грустно, чуть ли не по-матерински улыбнулась. — Теперь вас окружает столько знатных красавиц… Очнитесь же, друг мой!
— Вы хотите сказать, что любая из придворных дам лучше, чем Бланш? — с какой-то странной улыбкой промолвил Теодор. — А хотите, я покажу вам другой портрет? Я закончил его на днях. Правда, на нем изображен мужчина…
— Конечно, ваша светлость. Сочту за честь…
— Погодите.
Теодор с грохотом вытащил из-за шкафа большую картину, выполненную в темных тонах. Это был его портрет. Полотно, запечатлевшее его облик тех незабываемых пяти лет.
Алиса отшатнулась.