Террористы
Шрифт:
День за днем и год за годом несусветное количество полицейских носилось за оппозиционерами по империи, выясняя как они проводят свое время, и успешно прожигая монархический бюджет. В подавляющем числе случаев докладывать начальству жандармам было нечего, и они занимались мифотворчеством, каждый в силу своих способностей, выдумывая, преувеличивая, возводя напраслину на невиновных людей. В 1892 году Ольхин обратился в МВД с просьбой разрешить ему вернуться в Петербург, но жандармы и полиция сочли это преждевременным. Только через два года Ольхину разрешили жить в столице, где он вскоре и умер. Тысячи и тысячи людей вслед за революционером Германом Лопатиным могли сказать, что самодержавие слизнуло у них жизнь. Число людей, ненавидевших монархию, постоянно и стабильно росло, как постоянно и неотвратимо приближался 1917 год. Перед смертью Ольхин написал стихи, которые были выпущены тысячной
Кроме Квятковского и Мартыновского, на квартире невесты в полицейскую засаду попал Ширяев, который не имел права к ней заходить. Александр Михайлов и его соратники сменили все квартиры и паспорта. Это было почти невозможно, но народовольцы это сделали. Исполнительный Комитет успешно переправил хозяина дома с мезонином Льва Гартмана-Сухорукова за границу, и о«Народной Воле» заговорили в Европе.
«Народная воля» имела тесные связи с либеральными и оппозиционными кругами во Франции, Германии, Италии, Польше, Румынии, Болгарии, Венгрии. Исполнительный Комитет несколько раз писал письма К Марксу и Ф Энгельсу. Рассказывали Европе о русских революционерах С. Кравчинский, П. Лавров и другие имперские эмигранты. Российское посольство в Париже потребовало у французских властей выдачи находившегося там Гартмана, но у него ничего не вышло. Дело Гартмана вызвало колоссальный интерес европейской общественности к борьбе народовольцев против самодержавия. Теперь о том, что в России свирепствует монархия, знали не только либералы, но и все, кто читал европейские газеты, которые опубликовали обращение Исполнительного Комитета русской революционной партии к французскому народу: «Мы обращаемся ко всей Франции с полной надеждой, что она не допустит свое правительство до подобного шага. Единственная политика, достойная великого народа, требует, чтобы вы другим желали того, что и самим себе».
Фридрих Энгельс объяснял Европе, что такое имперское самодержавие: «Агенты правительства творят там невероятные жестокости. Против таких кровожадных зверей нужно защищаться как только возможно, с помощью пороха и пуль. Политическое убийство в России единственное средство, которым располагают умные, смелые и уважающие себя люди для защиты против агентов неслыханно деспотического режима». Виктор Гюго в газетах опубликовал открытое письмо французским властям: «Вы не выдадите этого человека!» В защиту Гартмана выступали известные общественные деятели, журналисты, политики, и монархической России революционера-террориста не выдали. В Европе заговорили о звонкой пощечине царскому произвольному режиму от мирового общественного мнения.
«Народная воля» решила создать в Европе постоянное представительство. Исполнительный Комитет писал Карлу Марксу: «В царстве византийского мрака и азиатского произвола любое движение общественной мысли – синоним революционного движения. Наша задача была бы значительно облегчена, будь за нас серьезное сочувствие общественного мнения свободных стран, для чего требуется лишь знание истинного положения дела в России». Маркс переслал Исполнительному Комитету свою фотографию с дарственной надписью. Многие русские эмигранты читали лекции в европейских университетах о внутренней политике имперского самодержавия, успешно дискредитировавшего прежде всего себя, и со своими выступлениями объезжали десятки городов Европы и США. Представители «Народной воли» передавали европейским газетам и журналам материалы о всегда закрытой России, которые активно печатались. Народовольцы в Европе распространяли прокламации и брошюры, разоблачали лживые и провокативные статьи, публикуемые заграничными агентами Третьего отделения. Внимание к небывалой дуэли «Народной воли» с Александром II в Европе стало всеобщим. Уже в начале 1880 года и в России и за границей стало широко известно имя агента Исполнительного Комитета Степана Халтурина, взорвавшего Зимний дворец, главную резиденцию императора всероссийского.
Степан Халтурин
Двадцатичетырехлетний вятский государственный крестьянин Степан Халтурин после окончания земского училища приехал в Петербург, работал в мастерских, на заводах, занимался самообразованием в рабочих кружках. Он стал пропагандистом и агитатором, в 1877 перешел на нелегальное положение и вместе с рабочим В. Обнорским создал быстро разрастающий «Северный союз русских рабочих». Двести членов союза участвовали в стачках, рассказывали товарищам, почему с них берут деньги за то, за что можно и нельзя. Халтурин был абсолютно уверен, что быстро увеличивавшееся рабочее движение сыграет главную роль в борьбе за социальное равенство в империи.
В конце 1879 года Исполнительный Комитет предупредил Степана Халтурина о ближайшем разгроме его рабочего «Союза» и его аресте следующей же ночью. Пораженный Халтурин с ужасом и отвращением читал переданные ему Михайловым копии донесений провокаторов о его деятельности: «Агентура доносит, что рабочие Путиловского завода Шкалов, Форсман, Оленев, Гроссман, Архипов, Корсиков, какой-то токарь Александр расходятся по другим мастерским для распространения там пропаганды. В портерной лавке на реке Пряжке у Бердова моста рабочий завода Берда Илларион Редкин почти ежедневно в обществе многих рабочих поет песни и стихи, не разрешенные правительством и направленные против Особ Императорской Фамилии. В портерных около Коломны партиями собираются рабочие и обсуждают разные вопросы, касающиеся социализма».
Благодаря предупреждению «Народной воли» Халтурин ушел из-под ареста, как и многие его товарищи, но «Северный союз русских рабочих» был полностью разгромлен и перестал существовать. Халтурин хотел разговаривать с хозяевами фабрик и заводов, выдвигать экономические требования и постепенно добиваться социального равенства. Осенью 1879 года Степан Халтурин решил убить Александра II, вступил в «Народную волю» и устроился на работу в Зимний дворец краснодеревщиком. Он считал, что взорвать царя должен рабочий, которому монархия не дает ни жить, ни даже дышать.
В Зимнем дворце числилось пять тысяч человек прислуги и обслуги, большинство из которых жили в подвалах главной царской резиденции. Один из знакомых Халтурина, работавший в Зимнем, рекомендовал его, как прекрасного профессионала – плотника и столяра. Дворцовая полиция проверила фальшивый паспорт вятского рабочего и крестьянин Олонецкой губернии, Каргопольского уезда, Тропецкой волости, деревни Сутовки, Степан Николаевич Батышков стал работать в Зимнем дворце. Его поселили в подвальное общежитие, над которым находилось караульное помещение, а еще выше – императорская столовая.
Еще не арестованный Квятковский и Михайлов решили, что Халтурин-Батышков будет понемногу проносить в Зимний дворец динамит и взорвет его в шесть часов вечера, во время царского обеда. Агент Исполнительного Комитета Николай Кибальчич рассчитал, что для разрушения столовой Зимнего понадобится центнер динамита. Талантливейший ученый хотел совершенствовать орудия сельского хозяйства, создавать трактора и разрабатывать космические аппараты для полетов к звездам. Вместо этого он разработал теорию направленного взрыва и создал гранаты, которых не было на вооружении ни одной из армий мира. Кибальчич совсем не стремился создавать средства массового уничтожения, но на этом очень настаивало Третье отделение Собственной Его Величества Канцелярии.
Сын священника Николай Кибальчич родился в 1853 года на Украине, после окончания гимназии поступил в Петербургский институт инженеров путей сообщения, откуда через год перевелся в Медико-хирургическую академию. На летних каникулах дома, в Нежинском уезде, третьекурсник Кибальчич учил крестьян грамоте, как большинство студентов давал читать им книги. Оставив крестьянину «Сказку о четырех братьях» он уехал в Петербург в академию. Книга-сказка через полгода попала к нежинскому исправнику, долго устанавливавшему, кто дал ее крестьянам. В Петербурге, наконец, арестовали студента Кибальчича и при обыске его комнаты в студенческом доме нашли сверток книг, оставленной на несколько дней на хранение его товарищем. В свертке, к которому Кибальчич, естественно, не прикасался, и это было установлено экспертизой, находились брошюры Лассаля, Чернышевского, «Сказка о копейке», «История французского крестьянина», «О самарском голоде», газета Лаврова «Вперед», бланки купеческих паспортов, сборники стихов. Само собой, Третье отделение не могло пройти против такого ужасного политического преступления и за сказку крестьянам и хранение чужих материалов лучшего студента академии Николая Кибальчича обвинили в преступной пропаганде, арестовали и посадили в камеру здания у Цепного моста на Фонтанке, 16. Его допрашивали беспрерывно, не давали опомниться, требовали назвать несуществующих сообщников и сознаться во множестве преступлений, которых студент не совершал.