Террористы
Шрифт:
Все соседи Сухоруковых обратили внимание, что приезжие покупают огромное количество продуктов и носят очень большое количество воды, не нужных всего двум людям. На Рогожско-Симоновской заставе жило много старообрядцев, возможно, думавших, что в доме с мезонином расположился раскольничий молельный дом, поэтому туда часто подъезжали телеги и приходили люди. Тем не менее, к Сухоруковым зашел околоточный надзиратель, ничего не заметил, был накормлен и напоен. В дом заходили любопытные соседи, но Марина Семеновна Сухорукова-Перовская всегда успевала предупредить товарищей в подкопе и встретить гостей без замешательства и дрожи в голосе, без выпавшего из платья револьвера. Однажды рядом случился пожар, и горевшие соседи попросили внести к Сухоруковым спасенные из огня вещи, но ина этот раз все обошлось чудом, и взрывать бутыль с нитроглицерином не пришлось.
У народовольцев кончились деньги, и им пришлось за шестьсот рублей заложить дом с мезонином. Неожиданно для обязательного при закладе осмотра дома к Сухоруковым пришли оценщики, и Перовская с трудом сумела прикинуться тупой мещанкой и перенести осмотр, когда из галереи вернется «муж» Гартман. В пятистах метрах от дома с мезонином Михайлов снял вторую комнату для Перовской и товарищей, чтобы они могли там переодеться и изменить свою внешность после взрыва царского поезда. К середине ноября все было закончено, и Кибальчич из Петербурга в больших ящиках с фарфором привез почти центнер динамита.
После проливного дождя над прорытым туннелем в середине дороги, шедшей параллельно рельсам, образовалась огромная промоина, тут же заполнившаяся водой. Почти сутки народовольцы вычерпывали воду и носили землю в громадную дыру, и на них опять чудом не обратили внимания, даже порадовались, что соседи чинят размытую дорогу. В середине ноября мина была заложена и все революционеры, кроме взрывника Ширяева и Перовской, незаметно уехали от Сухоруковых. Все ждали известий из Запорожья.
Вечером 17 ноября Александр II выехал из Севастополя и днем 18 ноября Исполнительный Комитет по отправленной Желябовым телеграмме и отсутствием шума узнал о его неудаче. В ночь на 19 ноября два царских поезда от Тулы полетели к Москве. Софья Перовская за двадцать минут до десяти часов вечера, времени прихода поездов в Москву, вышла к полотну железной дороги, чтобы вовремя дать сигнал Ширяеву, ждавшему у проводов мины. Показался бешено мчавшийся первый поезд, в ярком свете прожектора, окутанный парами и дождем, состоявший вроде бы всего из трех вагонов. Напряжение у дома с мезонином было сумасшедшим, и Перовская вдруг решила пропустить первый поезд, в котором был царь. Еще днем от группы народовольцев, члены которой находились на всех станциях по пути следования императора, шли телеграммы, что царь едет в первом эшелоне, но в Туле получилась неразбериха с погрузкой в составы различных продуктов, и вроде бы первым, пробным составом из Тулы вышел свитский поезд, а за ним царский эшелон.
Перовская пропустила первый поезд и подала сигнал Ширяеву, который взорвал мину точно под четвертым вагоном, где находился царский буфет. Свитский поезд встал на дыбы, но человеческих жертв чудом не было. Через полчаса вся Москва была в ступоре, а столица империи ошарашена небывалым взрывом, в котором царь не погиб только случайно. Теперь полицейские в оцеплении при проезде царя впервые в российской истории становились к самодержцу спиной, ища революционеров с револьверами в толпе встречающих и любопытных, и по империи пошли слухи о какой-то мощной революционной партии, в которою стала превращаться «Народная воля».
Ширяева в доме с мезонином никто не видел, и он благополучно уехал из Москвы. Но все московские жандармы и полицейские уже имели описание хозяйки взрывного дома Перовской и ее мужа: «Сухоруковы – молодой человек лет двадцати пяти, блондин, и женщина-блондинка, лет восемнадцати, очень хороша собой». С полдня весь Курский вокзал был забит не только полицией, но и соседями Перовской и Гартмана по Рогожско-Симоновской заставе. Перовская отсиделась на второй квартире сутки, переоделась, изменила внешность, и поехала на вокзал. В ноябрьской темноте жандармы светили в лицо всем пассажирам, но в надменной очень богатой барыне «московскую взрывательницу» никто не опознал, и она исчезла бесследно. Через два дня империя читала воззвание Исполнительного Комитета, в тысячах экземпляров разносившееся везде и объявившее, что против военно-полицейской централизованной монархии теперь силой начинает открытую борьбу тайная централизованная сила, у которой два священных принципа: Народное Благо и Народная воля: «19 ноября под Москвой на линии Московско-Курской железной дороги по постановлению Исполнительного Комитета было произведено покушение на жизнь Александра II с помощью взрыва царского поезда. Попытка не удалась, но мы уверены, что наши агенты получат новый опыт и уверенность в свои силы и возможность успешной борьбы. Мы напоминаем, что Александр II – олицетворение лицемерного, всерастлевающего, трусливого и кровожадного деспотизма. В интеллигенции – десятки тысяч человек нескончаемой вереницей тянутся в ссылку, в Сибирь, на каторгу, только за служение народу, за дух свободы. Нет ни одной деревни, которая бы не насчитывала нескольких мучеников, сосланных в Сибирь за отстаивание мирских интересов. Александр II – главный столп реакции, главный виновник судебных убийств. Четырнадцать казней на его совести, сотни замученных и тысячи страдальцев вопиют об отмщении. Царь заслуживает смертной казни за всю пролитую им кровь, за все созданные им муки. Александр II заслуживает смертной казни. Но наша цель – освободить народ и сделать его верховным распорядителем своих судеб. Борьба непримиримая! Пока в нас есть хоть капля крови. Мы обращаемся ко всем за поддержкой. Мы требуем и ждем ее от России. Санкт-Петербург, 22 ноября 1879 года. Вольная типография».
Второй номер газеты «Народная воля» в тысячах экземпляров по России распространяли разделявшие их идеи люди во всех слоях общества, аристократы, чиновники, студенты, инженеры, журналисты, писатели. В ответ на взрыв царь и его генерал-губернаторы приняли множество чрезвычайных узаконений уже до конца 1879 года. В Петербурге во дворах круглосуточно мерзли дворники. Сотни студенческих квартир и меблированных комнат в дешевых гостиницах тотально обыскивались. Арестовывали тех, кто из-за плохого зрения не увидел и не поклонился проезжавшей царской карете и вагонами вышвыривали из Петербурга. У Александра II была привычка поцеловать, потом оплевать, потом обнять кого-нибудь из высших сановников и народовольцы говорили подданным, что он так же обращается с Россией. В некоторых городах, в частности, в Киеве, на улицы были выведены войска, разъезжали казаки. Осенью 1879 года «Народная воля» понесла первые потери.
Через три дня после взрыва царского поезда в полицейский участок принес несколько «Воззваний Исполнительного Комитета» продавец магазина учебных пособий и показал, что его соседка курсистка попросила подержать их у себя несколько дней из-за опасения обыска. Он уже несколько раз помогал соседке, читал нелегальную литературу, но из-за тотальных облав после взрыва испугался и решил пойти в полицию. Допрошенная курсистка показала, что получила нелегальные прокламации от некоей Побережской. Под этой фамилией проживала в Петербурге сестра Веры Фигнер Евгения, по неопытности назвавшая курсистке свою паспортную фамилию, по которой была прописана в имперской столице. Полиция тут же в адресном столе установила всех проживавших в Петербурге Побережских, и в ночь на 24 ноября она была арестована на квартире, где жил член распорядительной комиссии «Народной воли» Александр Квятковский, державший там не только газеты, листовки, оружие, но и восемь килограмм динамита, который он по частям передавал Степану Халтурину, готовившему взрыв Зимнего дворца. Под каток тотальных полицейских облав почти также попал А. Зунделевич и Н. Мартыновский с «небесной канцелярией», паспортным бюро народовольцев. Возможно, их выдал уже Гольденберг, которого из-за найденных у него сорока килограммов динамита после взрыва допрашивали беспрерывно.
Вал административных арестов и высылок катился по империи, подминая под себя виновных и невиновных. Присяжной поверенный, сын генерал-лейтенанта Александр Ольхин, закончивший знаменитый Александровский лицей, бывший дипломат и мировой судья, защищал землевольцев и в процессе сказал, что сидящие в доме предварительного заключения люди являются мучениками, потому что подвергать лиц, только заподозренных в политическом преступлении ужасам одиночного длительного заключения незаконно и бесчеловечно. Третье отделение распустило слухи, что Ольхин набросился на политические процессы для получения резкой популярности и расширения своей адвокатской деятельности. На следующих процессах Ольхин разоблачил подставных полицейских свидетелей, и заявил, что они дают показания за обед в дешевом трактире. Он потребовал, чтобы «расследование политических преступлений не поручалось тем учреждениям, которые в слепом рвении и правого делают виновным».
Ольхин стал собирать деньги для «Народной воли», хранил партийные деньги, давал приют нелегальным, даже сочинил революционную песню. Судить по закону его было не за что и полиция без суда закатала его в Вологодскую область, а потом в дальний Яренск. Через несколько лет его перевели под надзор в Пермскую губернию. Он где-то прокомментировал «особу государя императора» и жандармы тут же с удовольствием продлили ему ссылку еще на пять лет, а потом еще на три года, за то, что у него вроде бы переночевали, согрелись и поели три бежавших из ссылки революционера.
В 1887 году Ольхину после десятилетней ссылки разрешили переехать под полицейский надзор в Нижний Новгород без свободы передвижения. Он работал адвокатом, публиковался в местных газетах, и вскоре молодежь стала называть его «гением ума, мучеником свободы, истинным патриотом». Ему разрешили на несколько дней приехать в Петербург для встречи с родственниками и близкими. Неизвестно, какое количество филеров наблюдало за ним, но то, что их было очень много, совершенно очевидно. Из донесения петербургского губернатора в департамент полиции МВД: «Учрежденным за Ольхиным негласным наблюдением в столице было установлено, что он встречался: с редактором газеты «Новости » Нотовичем, инженером Маляевым, доктором истории Семеновским, присяжными поверенными Корсаковым и Дорком, коллежским советником Шапировым, отставным поручиком Павленковым, литератором Успенским, учителем Вишневским, полицейским Нелюбовым, мещанином Беклишевым, купцом Бурцевым, почетным гражданином Рафаловичем, редакторшей Тюфяевой».