Террористы
Шрифт:
Исполнительный Комитет собрался на большой совет в квартире на Вознесенском проспекте. Обсуждалось, можно ли одновременно с покушением на царя поднять вооруженное восстание членами «Народной воли», которых поддержат сочувствующие. На совете присутствовали руководители народовольческих групп из других городов империи. Активных членов партии насчитывалось около пятисот человек и от выступления пришлось отказаться, еще и потому, что не был разработан план восстания, и революция рисовалась в туманном далеке. Военная организация предложила захватить в Кронштадте крейсер и атаковать Зимний дворец. Это было реально, и подготовкой плана вооруженного восстания занялись Суханов, Желябов и Фигнер, отвечавшая в партии за связи «Народной воли» с Европой. В холодной ярости за погибших в январе товарищей Желябов заявил в присутствии Перовской, Тихомирова, золотого пера партии, Грачевского, финансового директора, Исаева, Кибальчича, Суханова, Фигнер, Якимовой и Корбы: «Мы проедаем свой капитал. Теперь или никогда! Нас ничто не остановит, даже если мы сами попытаемся себя остановить! Хватит ждать! Мы должны дожить до победы, но если нет, и нас не станет, за нами придут другие».
Все силы Исполнительного Комитета были брошены на подготовку цареубийства. В «Подготовительной работе партии» предусматривалось одновременное убийство вместе с царем еще десяти самых одиозных высших сановников империи, но у партии не хватало для этого сил. Нужно было готовить революцию годы и годы, агитировать и пропагандировать среди миллионов подданных, безразличных или возбужденных произволом и самоуправством властей. Они не хотели и не могли ждать еще сорок лет, в которые уместятся две кровавые войны с миллионами жертв, отчаянная борьба их последователей. Народовольцы заявили, что в империи находится очень большое сословие людей, которое никогда не будет работать, а для своего безбедного существования присваивать результаты трудов миллионов подданных, для этого оставляемых в нищете, бесправии и бескультурье. Догадывались ли члены Исполнительного Комитета, что это сословие предпочтет погибнуть и утащить с собой в бездну множество невиновных и непричастных к паразитам людей? Что самодержавие не поступится ни граммом своей произвольной, а потому невменяемой власти? Последователи «Народной воли» поднимут миллионы подданных на восстание против монархии по ее плану тогда, когда там, внизу, не могут больше несусветно жить, а там, вверху, не захотят поддерживать существующий государственный строй. Пожар первой русской революции 1905-1907 годов будет залит потоками крови подданных, но это не поможет монархии, потому что через десять лет массово убиваемые на совершенно не нужной России Первой мировой войне миллионы граждан империи снесут монархию, а вместе с ней империю и устроят сами себе по вековой российской привычке судилище без суда. В многомиллионной резне погибнут лучшие из лучших и у власти удержатся худшие из лучших. Бунт Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, мятеж декабристов показывали и показывали самодержавию черту, за которую оно не должно было переступать, но до него все не доходило. Народовольцы, конечно, понимали, что путь к демократии в тоталитарном государстве будет сопровождаться миллионами жертв, но в ответ на выбор монархия отказалась признавать за всеми подданными право на счастье. Народовольцы знали, что погибнут, но решили показать империи, что если царь не дает жить подданным, его уничтожают.
Исполнительный Комитет решил несмотря ни на что, и во что бы то ни стало провести акт возмездия за казненных и замордованных товарищей по оружию. Своими жестокостями и казнями самодержавие слишком задевало, плевало на поруганное человеческое достоинство очень многих подданных, нарывалось на революционный, немедленный и отчаянный отпор. Народовольцы прекрасно понимали, что если они не уйдут за рубеж, то их все равно замучают в равелинах и сгноят на каторге. Члены Исполнительного Комитета слишком выделялись на фоне сочувствия, добрых намерений и равнодушия общества. Они понимали, что многие идут в революционеры только потому, что во главе партии стоят колоссальные личности, отрешенные бессребреники, открыто служившие народу из любви к всеобщей правде и справедливости, совершенно не экзальтированные и не гипертрофированные, никогда не отступающие от своей цели и лично ненавидевшие царя, сильно и ровно, как Александр Михайлов, или остро и порывисто, как Софья Перовская, как будто мстившая Александру II за то, что он оторвал ее от любимой работы просветительницы и пропагандистки. Подъем духа в Исполнительном Комитете был такой, что все мелкое само собой исчезало, а народовольцев, бывших между собой на «ты», соединяло духовное братство.
15 февраля в воскресенье, Александр II проехал по Малой Садовой в Манеж Подкоп был готов, но мина еще не заложена. Исполнительный Комитет решил, что взорвать царя будут 1 марта, и это седьмое покушение должно быть окончательным. Казалось, ужасный запах пороха и нитроглицерина окутал центр столицы империи. Руководитель партии Андрей Желябов выделил в особую группу Фигнер, Суханова и Тихомирова, которые должны были после цареубийства и разгрома покушавшихся народовольцев уцелеть и продолжить дело «Народной воли». С 15 февраля 1881 года счет жизни императора и многих народовольцев пошел на дни. Ярость Исполнительного Комитета донеслась до Зимнего и император перестал покидать дворец. Желябов и Перовская подобрали четырех метальщиков ручных бомб Кибальчича-Игнатия Гриневицкого, Тимофея Михайлова, Ивана Емельянова и Николая Рысакова, очень просившего об этом. 20 февраля студент Гриневицкий передал Перовской свое завещание для архива партии :
«Александр II должен умереть, и его дни сочтены. Он умрет, а вместе с ним умрем и мы, враги, его убийцы. Это необходимо для дела свободы. Что будет дальше? Меня, обреченного и стоящего одной ногой в могиле, пугает мысль, что впереди еще много дорогих жертв, и последняя, не особенно далекая последняя смертельная схватка, зальет кровью поля и нивы нашей Родины, потому что история показывает, что роскошное дерево свободы требует человеческих жертв.
Мне не придется участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни часа в светлое время торжества, но своей смертью сделаю то, что должен, и большего от меня никто на свете требовать не может».
Петербург, казалось, дышал битвой. Чувствовалось страшное напряжение и усталость. Террору народовольцы отдавали все силы, потому что иначе его бы не было. В очередном пятом февральском номере газеты «Народная воля» Лев Тихомиров писал, что социально-революционная партия может стать силой только в борьбе и получить в глазах народа обаяние силы путем непрерывных схваток. Вера Фигнер заявила, что после царского взрыва каждый крестьянин спросит, кто и за что убил царя? Ему надо ответить, что его убили народовольцы ради народных чаяний, и это даст революционерам империи такой авторитет, который они завоевали за десятки лет агитации и пропаганды.
К 1881 году, за пять лет деятельности партии революционеров, в империи произошли сто пятьдесят рабочих стачек и двадцать тысяч поджогов помещичьих имений. М. Лорис-Меликов доложил царю, которому оставалось жить меньше месяца, что «предпринятые правительством меры оказывают благотворное влияние на общество» и попросил его из-за опасности покушения не покидать Зимний дворец. Лорис предложил царю разрешить нескольким земским представителям присутствовать на заседаниях ничего не решавшего Государственного совета в качестве наблюдателей. Обсуждение этого предложения было назначено на 4 марта 1881 года.
25 февраля Желябов, Кибальчич и метальщики провели успешное испытание ручных бомб. Желябов вызвал из Одессы своего друга детства адвоката Михаила Тригони. Полиция и жандармы следили за всеми знакомыми руководителя «Народной воли» и засадами был забит весь Петербург. 27 февраля вечером Николай Слатвинский-Желябов пришел в комнату 12 гостиницы Мессюро на углу Невского проспекта и Караванной улицы, в которой остановился Тригони, почти единственный легальный народоволец. Их тут же арестовали и в полиции Окладский незаметно опознал в Слатвинском Желябова. Утром 28 февраля Лорис-Меликов радостно докладывал Александру II, что «главный террорист России наконец пойман». Этим же утром по доносу дворника дома Менгдена на Малой Садовой улице, которому уже несколько раз хозяин сырной лавки Кобозев приказал сбросить дрова во дворе, и не вносить их внутрь склада, за что дворник всегда получал раньше деньги, в Лавку сыров нагрянула комиссия. Если бы это был обычный полицейский обыск, для революционеров на Садовой все было бы конечно. Санитарно-эпидемиологический осмотр проводил генерал Мравинский с приставами.
Генерал потрогал сыр, лежащий наверху бочек с землей, приказал убрать грязь в лавке, которая скопилась за масленицу, когда в лавке было много покупателей, и пришел чуть ли не на центр на склад, заваленный землей из подкопа, прикрытой рогожами с наваленным на них углем и дровами. Мравинский ткнул палкой в уголь, приказал навести порядок на складе, затем прошел в жилую комнату. Генерал для чего-то постучал по деревянной панели стены, за которой был подкоп, но почему-то ничего не услышал. Зачем обшивка, спросил Мравинский. От сырости, ответил Богданович. Приставы составили акт об устранении антисанитарии, Кобозев его подписал, проводил комиссию до входа, закрыл дверь и вытер холодный пот. Смертельная игра «в быть или не быть» закончилась.
Вечером в квартире на Вознесенском проспекте собрался Исполнительный Комитет – Перовская, Исаев, Фигнер, Корба, Суханов, Грачевский, Тихомиров, Ланганс, Лебедева и Фроленко. Перовская объявила резолюцию и Исполнительный Комитет в три часа дня, в субботу 28 февраля, единогласно постановил: «Действовать завтра, 1 марта, действовать во что бы то ни стало, потому что другого случая, возможно, не будет!»
Уже было известно, что сотни полицейских опрашивают тысячи петербургских дворников, чтобы определить квартиру Желябова-Слатвинского, узнают, кто из жильцов не ночевал дома.