Террористы
Шрифт:
Политического преступника Кибальчича перевезли в Черниговскую тюрьму, а затем в страшный Киевский тюремный замок. Он получил сильнейший шок, когда узнал, что вместо полагавшемуся ему по закону пустяка жандармский следователь потребовал ему десять лет каторги, раздув его дело до невозможности.
Три года двадцатипятилетний Николай Кибальчич просидел в тюремной одиночке в невменяемых условиях и весной 1878 года судом присяжных был фактическим оправдан. Он захотел восстановиться в Медико-хирургической академии, но Третье отделение воспрепятствовало. Вездесущий Александр Михайлов предложил ему вступить в свою группу «Свобода и смерть» и наказанный монархией ни за что, ни про что Кибальчич согласился. С этого момента не наказывавшему своих зарвавшихся чиновников Александру II осталось жить меньше трех лет, и если бы император захотел, он мог бы об этом догадаться и легко предотвратить свой ужас.
Как теоретик и практик Николай Кибальчич не имел себе равных. Револьверные покушения
К началу ноября 1879 года Кибальчич уже создал центнер динамита, использованного под Одессой, Запорожье, под Москвой. Он начал создавать динамит для Халтурина, одновременно как литератор Самойлов печатался в официальных газетах, как публицист Дорошенко публиковал материалы о политической революции и экономическом вопросе в газете «Народная воля», как купец Агаческулов помогал работе Вольной типографии. После взрыва Зимнего дворца Кибальчич предложил Михайлову и Желябову атаковать царя особыми метательными снарядами, в виде ручных гранат. Этот способ покушения еще не использовался революционерами и поэтому, в конце концов, принес успех Исполнительному Комитету. С ноября 1879 по февраль 1880 года Кибальчич создал более центнера динамита, который Квятковский, а затем Желябов партиями по двести грамм постоянно с риском для жизни передавали Халтурину.
В Зимнем дворце в его подвалах постоянно царил хаос. Прислуга и обслуга приглашали к себе в гости в главную резиденцию великой империи кучу знакомых и свободно оставляли у себя ночевать после гульни и застольев. В подвалах процветало царское воровство, в основном продуктов, а также и всего, что плохо лежит. Халтурин вынужденно крал и сам, чтобы не выглядеть белой вороной и не выделяться из слуг самодержавия. Столяр Батышков проносил динамит в Зимний чуть ли не ежедневно, пряча его в нижней одежде или в корзине с грядным бельем, и мог быть арестован в любой момент. Он прятал будущий взрыв в своей постели и личном сундуке, возможно от паров взрывчатого вещества, заболел быстро прогрессирующей чахоткой, но носил и носил и носил динамит в Зимний дворец.
Вольная типография «Народной воли», находившаяся в квартире 9 дома 10 по Саперному переулку, располагалось в районе, заселенном обеспеченными людьми. Четыре комнаты на четвертом этаже имели два выхода, в самом доме не было швейцара. Отставной канцелярский служитель Лука Лысенко с женой, они же народовольцы Николай Бух и Софья Иванова, на двух ломовых подводах перевезли дорогую мебель и сундуки, в которых спрятали разобранную типографию. Два наборщика Сергей Лубкин и специально вызванный из Европы Абрам Цукерман жили в квартире без прописки и выходили в город не чаще двух раз в месяц. Роль прислуги и кухарки играла Мария Грязнова. Адрес типографии, успешно проработавшей в условиях тотального полицейского контроля полтора года, знали только три члена Исполнительного Комитета.
Ежедневно в квартиру-типографию приносил дрова дворник и видел в открытую дверь гостиную, на стене которой висел написанный маслом портрет Александра II. Типографский станок стоял в дальних комнатах на мягком диване, рядом – кассы со шрифтами. В течение нескольких минут все типографическое оборудование могло быть скрыто от чужих в стенные шкафы и сундуки.
В начале декабря 1879 года полиция закончила разбор бумаг Александра Квятковского, взятых во время обыска в квартире в Лештуковом переулке. По ним определили квартиру Сергея Мартыновского, державшего «небесную канцелярию», паспортное бюро народовольцев. Жандармы начали проверять сотни находившихся там бланков паспортов, на некоторых из которых были написаны фамилии. В бумагах оказался рукописный текст свидетельства о браке Луки Лысенко и Софьи Рогатиной. Адресный стол выдал справку, где в Петербурге проживают супруги Лысенко. Полиция проверяла сотни квартир по методу снежного кома и в Саперный переулок проверить случайный адрес пришел, как обычно ночью, околоточный надзиратель с городовыми. Пока полицейские посылали за подкреплением, отстреливавшиеся народовольцы успели сжечь все бумаги и выбили все окна деталями типографского стана, чтобы предупредить товарищей по партии. С жандармской ротой брать революционеров прибыли петербургский градоначальник Зуров и прокурор судебной палаты Плеве. При штурме погиб Лубкин, остальных типографщиков сразу отвезли в Петропавловскую
С утра полицейские в штатском арестовывали всех, кто подходил к подъезду дома 10 в Саперном переулке. Александр Михайлов днем 18 января 1880 года прошел по противоположной стороне Саперного, увидел разбитые окна на четвертом этаже, в которые полицейские из-за своей обычной лени не вставили стекла, все понял, и позже под видом газетного репортера за деньги выяснил у дворника все подробности ночного штурма. В жандармскую ловушку, конечно, никто не попался. Только через три месяца Михайлов с соратниками организовали новую типографию «Народной воли» на Подольской улице. Сделать это было чрезвычайно трудно, потому что после взрыва Халтуриным Зимнего дворца 5 февраля 1880 года жандармы и полиция начали тотальную борьбу с революционерами.
Империя торжественно готовилась к двадцатилетнему юбилею вступления на престол Александра II. Программа празднования с приглашением множества иностранных делегаций была очень обширной, и столяров в подвале Зимнего дворца предупредили, что их переведут в другое место. В начале февраля 1880 года Степан Халтурин, он же краснодеревщик Батышков сообщил об этом в Исполнительный Комитет. О перетаскивании его сундука с динамитом по Зимнему дворцу не могло быть и речи, не говоря уже о царской столовой. Еще полтора года назад он вовсю ругал «Народную волю»: «Чистая беда! Только наладится у нас дело – хлоп! Шарахнула кого-нибудь интеллигенция и опять провалы. Хоть немного бы вы дали нам укрепиться». Когда он попросил Анну Якимову познакомить его с Исполнительным Комитетом, он уверенно сказал: «Падет царь и царизм и наступит новая эра свободы. Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при ней рабочее движение у нас пойдет по-другому».
Рабочий подвал в Зимнем был разделен на несколько небольших помещений, в каждом из которых жили по тр плотника и столяра. После ноябрьского взрыва под Москвой в подвале поселили отставного жандарма-наблюдателя. Рабочим выдали бляхи-пропуска, гостей жестоко контролировали, в подвалах проводили поверхностные обыски, и в таких условиях Халтурин три месяца и еще два месяца носил и носил динамит в Зимний дворец.
Желябов передал Халтурину решение взрывать царя, но Халтурин тянул до последнего, потому что до необходимого центнера не хватало еще половины: «Человек пятьдесят перебьешь, без сомнения, так уж лучше класть побольше динамита, чтобы хоть люди недаром пропали, чтоб наверняка свалить самого». В начале февраля тянуть больше было нельзя, но пять дней Халтурин никак не мог без свидетелей поджечь бикфордов шнур точно в шесть часов вечера, когда царь садился за обед в малиновой комнате-столовой. За месяц до этого ему приказали отремонтировать стену кабинета Александра II. Он стоял с топором и молотком, когда в кабинет неожиданно вошел император и стал просматривать бумаги на столе. Халтурин не стал рубить Александра II сзади топором по голове. Убийство царя по приговору Исполнительного Комитета было одно, а шарахнуть не ожидавшего этого человека в императорском мундире по затылку – совсем другое.
Вечером 5 февраля 1880 года Александр II ждал на парадный обед приезжавшего из Германии родственника принца Гессенского. Железную дорогу замело снегом, и поезд опаздывал на полчаса. За три этажа внизу Халтурин отчаянно ждал, когда же наконец его соседи по комнатке закончат пить свой нескончаемый чай. Столяры прогуливали работу, и Халтурин ничего не мог сделать. Внезапно погасла керосиновая лампа на столе, столяры попросили у соседа керосин, его и свечей вдруг не оказалось и соседи, наконец ушли на работу. В подвале было тихо и Халтурин быстро подошел к своему сундуку, в котором в специально грязных подштанниках, рассчитанных на брезгливость обыскивающих, лежали сорок восемь килограмм динамита. Сундук стоял у топившейся русской печи, в углу между двумя капитальными опорами. Вмонтировать кучу динамита прямо в стену так, чтобы направить силу взрыва вверх, в царскую столовую, не было никакой возможности, ни сейчас, ни ранее. Халтурин посмотрел на часы, специально купленные для него Исполнительным Комитетом, и столяр-взрывник всегда очень волновался, чтобы их не украли. Циферблат показывал восемнадцать часов шесть минут. Халтурин успокоился, насколько это было возможно вообще. Александр II всегда обедал не менее часа и все, наконец, сложилось. Халтурин вдруг сильно закашлялся, еле остановился, сплюнул изо рта кровь, аккуратно соединил бикфордов шнур с запалом в сундучном динамите, аккуратно и очень, очень тихо закрыл крышку так, чтобы не передавить шнур, который не было видно от входа, затем достал спички, поджег шнур, подождал, пока вроде бы зашипело и ушло внутрь огоньковое пламя, и пошел из подвала. Бикфордов шнур должен был гореть двадцать минут, а на Дворцовой площади его уже неделю каждый день с шести часов вечера ждал Желябов, осуществлявший акцию прикрытия. У Халтурина еще был запас времени, и он не хотел ошибиться в самом конце пройденного им сумасшедшего пути. Столяр и плотник и взрывник и агент Исполнительного Комитета спокойно вышел на Дворцовую и встретился глазами с Андреем Желябова: «Получилось!» Народовольцы в колоссальном напряжении стояли на главной площади империи, забитой гуляющими, и ждали, когда же, когда же, когда же ахнет Зимний.