Тесные комнаты
Шрифт:
Гарет недовольно перевернулся на живот.
Когда Сидней ввел в него кишечную трубку, Гарет испустил яростные вопли, больше походившие на звериный вой, а зубы его заскрипели и заскрежетали. Вся спина юноши покрылась холодной испариной, и он затрясся как больной в припадке.
– Скажи, как по полной примешь в себя теплой воды... Идет, Гарей? ...дай знать, как будешь под завязку.
Сидней не удержался и прильнул губами к его упругим розовым ягодицам, что заставило подопечного сердито дернуться, в результате сделав себе трубкой больно.
– Давай, держи в себе покуда сможешь, - резко велел Сидней.
Последовало продолжительное молчание.
– Все, не могу больше, быстро черт тебя дери, идиотина, вынимай, ну!
– яростно взорвался Гарет. Сидней со всей аккуратностью извлек из него кишечную трубку и подняв юношу на руки, перенес его к ночному горшку и навесил над ним.
Гарет метал на своего нового помощника яростные, униженные, несчастные, и даже полные саркастичного веселья взгляды, а когда звуки его опорожняющегося кишечника заполнили комнату он заорал: "Будешь меня тут сто лет держать, убью!"
Когда Гарет уже встал на ноги и Сидней по особому распоряжению миссис Уэйзи подтер его чрезвычайно дорогим полотенцем из тонкого льна, "помощник больного" заглянул в горшок и обнаружил, что содержимое кишечника юноши было смешано с кровью.
– Гарет.
– Сидней указал ему на увиденное.
– Одень меня, - угрюмо и презрительно отозвался подопечный, - и поскорей.
Когда это было исполнено, и Сиднею оставалось только натянуть ему носки, Гарет вдруг отдернул ноги и сказал: "Может ты мне и пальцы для разминки оближешь... чего ты, давай, я никому не скажу, убийца...".
Сидней моргнул, кашлянул, а затем взял в рот оба его больших пальца, чей привкус напоминал пьяные вишни.
Позволив этой ласке продлиться несколько секунд, Гарет ожесточенно отпихнул его ногой.
– Не потерплю чтоб мой брат сливал отхожие горшки!
– бросил Ванс Сиднею, тем самым ставя точку в разговоре "обо всем об этом", который вылился у них в два часа непрерывных споров и перебранки, после чего выбежал из дома и уехал на новой машине доктора Ульрика.
Сиднею и в голову не могло придти, что брат направится прямиком к миссис Уэйзи.
Ванс, сколько он себя помнил, еще ни разу в жизни не приходил в такое бешенство, однако по своим прошлым вспышкам он знал, что было бы разумней не предпринимать никаких "действий" до утра; стоя перед дверью, куда он уже позвонил, и ожидая когда ему откроют -- а время было половина одиннадцатого вечера -- он понял, что скорее всего совершает большую ошибку.
Несмотря на столь поздний час, миссис Уэйзи только что приступила к ужину: она сидела в полном одиночестве во главе обеденного стола, что был не меньше трех метров в длину, и освещался одной единственной, высокой, белой, тускло мигавшей свечой.
Хозяйка не поднялась с места и не произнесла ни единого приветственного слова, когда Ванс вошел в столовую, сопровождаемый Питером Дэймоном, который объявил имя посетителя
– Надеюсь, с Сиднеем ничего не случилось, - произнесла миссис Уэйзи вместо приветствия встревоженным голосом, потому что не могла объяснить визит Ванса иначе как тем, что он принес какие-то дурные вести о брате.
Гость не ничего ответил и она повторила:
– Надеюсь, ничего серьезного не произошло?
– Я не знал, что вы ужинаете, миссис Уэйзи... Простите что помешал и потревожил вас так поздно... Я уйду и вернусь в другой раз.
– с этими словами Ванс направился к двери.
– Скажите же, что вы пришли мне сообщить?
– спросила Ирен теперь уже в полном убеждении, что ее новой "надеждой" стряслось нечто ужасное.
– Боюсь, сообщить мне нечего.
Вся злоба и вся отвага, которые Ванс в себе накопил, а вместе с ними и вера в правильность его миссии мгновенно улетучились, едва он оказался в обществе своего "врага". Не спросив у хозяйки разрешения, он обессилено рухнул на стул.
– Я привыкла ужинать поздно, - сказала Ирен.
Она улыбнулась сама над собой, вновь села на свое место, и торопливо глотнув белого вина из бокала пояснила: "За весь день это единственное время, когда я свободна от вечной суматохи и неразберихи, а еще и вечного страха... Пожалуйста, сидите... (произнесла она, увидев, что гость встал). Могу я предложить вам что-нибудь поесть или выпить...?"
– Нет, нет, благодарю, - заговорил Ванс, между тем как Ирен встревоженным взглядом изучала его лицо, ища между двумя братьями сходство, однако к своему разочарованию убеждаясь, что оно было крайне отдаленным, если таковое вообще имелось, потому как волосы у Ванса были светлыми, а глаза карими, и в выражении его губ, да и во всей наружности присутствовала некая надменность и излишняя самоуверенность.
– Мы с братом ужасно повздорили, миссис Уэйзи... Чуть до драки не дошло... Должен вам сказать, что я не одобряю, что он сделался у вас в доме... слугой-сиделкой.
– Понятно, - Ирен посмотрела на него с высока.
– Однако неужели он такого дурного мнения о своей должности?
– Как раз наоборот... Боюсь, что он до безобразия здесь счастлив.
– Отчего же бояться счастья?
– спросила Ирен при этом вся озарившись торжеством, что еще выразительнее подчеркивал мерцающий огонь свечи.
– Но ведь это неправильное счастье, миссис Уэйзи, как вы не понимаете.
– Счастье это счастье, каким бы оно ни было, разве нет, мистер Де Лейкс?... Если только счастье как таковое не считать грехом.
Ванс невольно улыбнулся.
– Давайте лучше пройдем в гостиную и побеседуем там, потому что вы, как я вижу, весьма расстроены, да и у меня самой сегодня совершенно нет аппетита. Мне кажется, что я сижу и просто смотрю в тарелку уже часами. Идемте со мной, прошу вас.
Ирен взяла Ванса под руку и проводила в просторную комнату, примыкавшую к столовой.