Тибетская книга мертвых (сборник)
Шрифт:
Современная эпоха – это время, когда мир становится все меньше и меньше, а различные мировые культурные центры обмениваются знанием с поразительной скоростью. Тибет был одним из четырех великих культурных центров Азии, но из-за его естественной географической изоляции от западного мира он одним из последних вступил на международную арену. Эта изоляция имела также определенное преимущество, позволившее ему выйти в современную эпоху в относительной культурной чистоте. Нам обязательно следует посмотреть, что могут сказать нам философы и созерцатели этой глубоко духовной страны, и поискать, тщательно просеять тибетские культурные сокровища, чтобы определить, есть ли там нечто, способное помочь человечеству на пути взаимопонимания. Восток сейчас перенимает с Запада все, что может, и будет пожинать соответствующие плоды. Мы, со своей стороны, должны преодолеть наш культурный снобизм и посмотреть, нет ли чего-либо на Востоке, что послужило бы нам на благо. Ключ к познанию и развитию – это открытость ума и интеллектуальное любопытство. Интеллектуальное или духовное тщеславие никогда не помогало развитию. Тибетская традиция способствовала развитию культуры глубокой мысли и духовности в течение многих столетий и служила Меккой для буддистов-махаянистов задолго до того, как Америка появилась на европейских картах. Ее прошлое дает свидетельство ее величия. Мы обязаны посмотреть на открытия учителей Тибета и проверить их идеи в свете современной
Работа над этой книгой принесла мне много радости. Я надеюсь, что найдутся те, кто также будет читать и изучать ее с радостью. Смерть и умирание – это только на первый взгляд мрачная тема, в ней есть своя чудесная и поразительная сторона. Тибетские мыслители разработали уникальный способ воззрения и проникновения в это, путь, где на каждом шагу и смех, и слезы. Они хорошо понимают мрачность и трагедию смерти, но они также видят в ней свет и свободу. Их отношение настолько же идеализировано, насколько и реально, полно надежды и печали. За 12 лет, проведенных с тибетскими беженцами в Северной Индии, я был свидетелем смерти многих светских людей и монахов и видел реакции тибетцев. Глубина, с какой эта культура вжилась в исповедуемую ею философию, поистине трогает. Однажды в Бодхгайе Далай-лама проводил неделю проповедей и посвящений, и более ста тысяч человек собралось там из разных гималайских княжеств. Там рождались дети и умерло несколько стариков. Однажды вечером я увидел старика, сидящего под деревом. Он сидел спокойно и безмятежно, тихо повторяя свои молитвы и радуясь счастливой судьбе, что оказался в таком святом месте, как Бодхгайя, в столь замечательный момент. Он взглянул на группу, с которой я был, и наградил нас лучезарной улыбкой, а спустя несколько минут, все так же сидя в медитационной позе, прислонился спиной к дереву и скончался. Его лицо выражало совершенное удовлетворение. Когда его семья узнала, что он умер, они послали за семейным ламой. Тот пришел еще с несколькими ламами, и они начали читать нараспев молитвы и медитировать, расположившись вокруг мертвеца, но оставив его также сидеть под деревом. На рассвете они положили его на носилки и отнесли на берег реки. Там в присутствии семьи останки кремировали. После кремации семья собрала пепел и развеяла его под деревьями, что растут у великого храма в Бодхгайе, проронив несколько молчаливых слез. В полдень они вернулись на проповедь Далай-ламы, как будто ничего не случилось, но, видя, как они слушают беседу Далай-ламы, каждый мог почувствовать их осознание потери своего деда, осознание, принимающее потерю с такой красотой, силой и достоинством, которые напоминали выражение удовлетворения, бывшее прощальным приветом этого старика своему народу.
Тибетцы – сильный, сердечный и здравомыслящий народ, а их культура – одна из наиболее духовных культур, существовавших на земле за ее писаную историю. Я испытываю огромное удовольствие, живя с ними столько лет и имея честь знать Далай-ламу и четырех его гуру – ныне все четверо уже скончались, – и чувство ответственности за то, что» столь долго изучал с величайшими учителями, пришедшими из Страны снегов [439] . Невозможно ни выразить испытываемое мною уважение к этим редким образцам человеческой природы, ни отплатить за доброту, выказываемую ими в течение многих лет, но в знак уважения и моей глубокой благодарности я посвящаю этот труд им, а также памяти покойного д-ра У. И. Ивэнса-Вентца, первым осуществившего точные переводы тибетских материалов для Запада и заложившего основы для многого, что совершилось с тех пор в области тибетологии.
439
Мне посчастливилось получить учения и посвящения от всех четырех этих наставников: Старшего Наставника Кьябдже Линг Ринпоче, Младшего Наставника Кьябдже Триджанг Ринпоче, Духовного Советника Кьябдже Серконг Ринпоче и Бодхисаттвы, Личного Советника Тензин Гьялцена. В первые десять лет моей жизни в Дхарамсале первые три наставника были легко доступны для посетителей, и я воспользовался преимуществом их присутствия в полной мере. Четвертый гуру редко бывал в Дхарамсале. Он много разъезжал. Все четверо умерли в течение последних пяти лет. Одна из очень печальных сторон жизни с тибетскими беженцами – это быть постоянным свидетелем ухода старых лам. Эти выдающиеся учителя воплощали духовную культуру Тибета и обладали поразительными познаниями. Новое поколение, выросшее в Индии, много училось и хорошо образованно, но трудно сказать, сможет ли оно достичь уровня величия ушедшего поколения. Требования суровой беженской жизни, ужасный индийский климат, высокий уровень болезней и стресса ставит их в трудное положение. Особенно замечательными людьми были Старший и Младший Наставники Далай-ламы. Люди со всей Центральной Азии приходили спросить у них совета по любым вопросам, начиная от личных дел и до сложнейших философских проблем. Каждый день они много часов беседовали с приходившими. Когда Старшему Наставнику шел 80-й год, он произнес в Южной Индии проповедь для самых знающих схоластов Центральной Азии, длившуюся по 6–7 часов в течение месяца, не выказывая ни малейших признаков усталости. Подобным же образом за год до этого Младший Наставник произносил пространные проповеди, невзирая на свои преклонные годы. Оба этих учителя, казалось, помнили все, что они когда-либо видели, слышали или читали, и ничего не осталось вне сферы их познаний. Новому поколению, конечно, придется много поработать, чтобы достичь уровня этих двух учителей.
В завершение я хотел бы добавить замечания о системе транслитерации санскритских и тибетских терминов и имен. Я не использовал диакритических знаков в санскритских словах в самом тексте. Мне кажется, что они только создают помехи для читателя, не знающего, что с ними делать, а знающий санскрит в них не нуждается.
Тибетские слова всегда создают проблему при транслитерации. По всему тексту я привожу их только так, как они произносятся. Транслитерация (воспроизведение по буквам) используется только в примечаниях и словаре. Тибетский язык изобилует непроизносимыми префиксами, суффиксами, подписными и надписными буквами, и правила их произношения непостижимы. Например, Бло-бзанг-грагс-па произносится просто Ло-занг-тра-па, а бстанг-па как тен-па. Нечитаемые буквы только смущают непосвященного. Отметим также, что, когда буква «г» появляется в начале слога, я транслитерировал ее в тексте как «г», но в конце слога она обычно оглушается при произношении и транслитерируется как «к».
Глава I
Те, кто подлинно преданы философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью.
Материалы первой главы взяты из тома проповедей предыдущего, или Тринадцатого, Далай-ламы, Гьялва Тубтен Гьяцо,
440
Эта группа проповедей составляет первый раздел во втором томе собрания сочинений (тиб. gSung-‘bum). Полное название таково: «Проповеди и беседы вместе с чтением Джатак, имевшие место во время посещений монастыря Гумбум и других мест, а также во время Великого праздника молитвы в Лхасе». Чтение Джатак упомянуто, поскольку во время проповеди полнолуния на большом празднике в Лхасе всегда включается выборочное чтение из книги Арьяшуры «Гирлянда джатак», сборника 34 рассказов о предыдущих рождениях Будды.
441
Праздник, по существу, длился целый месяц, но национальным праздником считались только первые две недели.
В течение столетий проповедь полнолуния на этом празднике произносилась Далай-ламой, а при его отсутствии или малолетстве назначенным высоким ламой. Проповедь, которую я выбрал для этой главы, была произнесена весной 1921 года, когда Тринадцатый Далай-лама завершал последний год своего трехлетнего отшельничества. Для этой проповеди он выбрал в качестве темы медитацию смерти линии преемственности Кадам, вероятно, из-за межсектантского характера этой передачи. Эта традиция была принесена в Тибет в 1042 году Джово Атишей, который был приглашен в Страну снегов царем Западного Тибета и оставался там до своей смерти, около 13 лет. Чтобы показать линию преемственности и предмет проповеди, Тринадцатый начинает со стихотворных строк из сочинения Атиши, относящихся к смерти и непостоянству.
Наследие Атиши, однако, не осталось достоянием какой-либо одной части Тибета или школы тибетского буддизма. За столетие после его кончины оно распространилось во всех частях Страны снегов и повлияло на все тибетские школы. Оно стало основой для школы Каргью, что подчеркнуто в «Драгоценном украшении освобождения» Гампопы [442] , школы Сакья, что воплощено в «Отделении от четырех привязанностей» [443] , школы Ньингма, что отражено в «Наставлении по великому завершению» [444] и школы Гелук, что представлено в «Большом руководстве к этапам пути пробуждения» [445] Ламы Цзонхавы.
442
Тиб. Rin-po-che-thar-rgyan. Прекрасный перевод этой книги сделан проф. Г. Гюнтером и опубликован в Лондоне в 1959 году.
443
Тиб. Zhen-pa-bhzi-‘prel. Не опубликовано ни единого значительного перевода ни одного из нескольких десятков служебников такого рода.
444
Тиб. rDzogs-chen-kun-bzang-bla-ma-zhal-lung.
445
Тиб. Byang-chub-lam-rim-chen-mo.
Поэтому проповедь Тринадцатого Далай-ламы служит прекрасной вступительной главой, дающей нам не только взгляд изнутри на основы медитации смерти у всех школ тибетского буддизма, но, кроме того, она связывает этот метод с системой буддийской практики в целом, общей всем тибетским традициям. Поэтому нам следует рассматривать ее не как изолированное духовное упражнение, но в контексте пути как органического целого.
Тринадцатый был первым из Далай-лам, ставший непосредственно известным людям Запада. Его эпоха была нелегкой. Тибет, зажатый в клещи Британской Индией с юга, царской Россией с севера и нестабильной Маньчжурской династией с востока, постоянно был целью интриг этих трех сверхдержав. На грани веков казалось, что Лхаса должна занять прорусскую позицию, поэтому англичане, всегда завидовавшие русским проектам в Азии, предприняли в 1904 году вторжение в Тибет из Индии [446] . Это событие, известное в истории как экспедиция Янгхазбенда, привело к победе британских сил в Центральной Азии и к подписанному следующим летом договору, в котором Тибет принуждался оставить свою внешнюю политику под сюзеренитет контролируемого британцами Китая. Довольно странно, что полковник Янгхазбенд, командовавший британскими силами, будучи в Тибете, однажды впал в мистический транс, и этот опыт настолько изменил его жизнь, что вскоре, вернувшись в Англию, он ушел в отставку и остаток жизни посвятил сочинениям на духовные темы!
446
Прекрасный рассказ об этом см. в книге: Fleming P. Bayonets to Lhasa. New York, 1961.
Но Тибет не соглашался на подчиненность Китаю, к которой он был принужден, и попытался показать миру свою независимость. Китай, со своей стороны, побуждаемый британской политикой, решил, что настало время показать тибетцам свою сильную руку. Он начал вторжение в 1909 году, но время было выбрано неудачно, а год спустя в самом Китае началась гражданская война. Китайские войска в Тибете, отрезанные от снабжения и подкреплений, сдались тибетцам в 1912 году. Добавляя оскорбление к поражению, Тринадцатый заставил их отправиться в Калькутту и вернуться в Китай морем, вместо того чтобы отослать их прямо сухопутным путем. С этого времени китайцы не допускались в Тибет вплоть до смерти Тринадцатого в 1933 году.
Государственные дела были улажены, и после разрешения китайского кризиса Тринадцатый вернулся к спокойной духовной жизни. В 1918 году он начал традиционное трехлетнее отшельничество, которое завершилось в 1921 году, когда он произнес эту проповедь.
Со времени изгнания китайцев в Лхасе жило несколько британских дипломатов. Среди них был сэр Чарльз Белл, ставший близким доверенным лицом главы Тибета. Прекрасная биография Тринадцатого «Портрет Далай-ламы» [447] , написанная Беллом, дает нам изумительно четкую картину жизни Тибета в эти критические годы. Заслуга Тринадцатого в том, что он смог провести свой народ через эти трудные времена без больших неудач. К сожалению, после его смерти в 1933 г. Тибет пострадал от внутренних неурядиц, но тогда, в 30–40-х гг., это, кажется, было мировой болезнью.
447
Bell Ch. Portrait of a Dalai Lama. Oxford. 1946.