Толстая книга авторских былин от тёть Инн

Фидянина-Зубкова Инна

Святогора двинул.

Сразу подкосился богатырь-гора,

из-под его ног ушла черна земля.

И упал богатырь,

и не встал богатырь.

«Второй лежит, —

баба Яга подумала

и дров в печурку подсунула. —

Гори, гори, моя печка,

всё сожги, оставь лишь колечко

обручальное с пальца Алешки».

Мужики, мужики, мужичочки

медовухой заткнули дышло,

вот тут-то дух

богатырский

и вышел

из нашей дружины.

Эх вы, былинные!

Развалились и лежат,

в ладоши хлопать не хотят.

Лежит и Михайло Потык,

но глаз у него приоткрыт,

да думу думат голова:

«Что за нечисть нас взяла?»

А дева Ольга-краса

в каждую руку взяла

по одному богатырю

и тянет к баньке, да в трубу

запихивает, старается.

Потык хотел было не маяться,

а встать на ноженьки. Не смог,

от усилия аж взмок.

Нет, не получается.

Девка к нему приближается,

берёт за леву ноженьку,

волочёт к пороженьку

и бросает прямо в печь.

— Ух и смердит же человек! —

страшным голосом

Ольга ругается,

в бабу Ягу превращается

и на палец кривой

надевает колечко.

Ёкнуло у Настасьи сердечко,

ей привиделось нечто страшное:

муж в огне, а кольцо украдено

злющей бабкой лесною.

Настасья кличет молодого

зачарованного соколка,

и просит у птицы она:

— Ты лети, мой сокол ясный,

в беде лютой муж прекрасный.

Ты лети, спеши, спеши,

потуши огонь в печи

да колечко верни обручальное.

Покружился сокол,

в дорогу дальнюю

пустился стрелы быстрее!

И пока он летит, немеют

рученьки у Михайло свет Потыка,

горит рубаха —

печь в жар пошла!

Поднатужился

былинный богатырь,

заревел, как хан Батый,

да согнул свои ноженьки длинные

и разогнул в печурке аршинные.

Затрещала печь, ходуном пошла.

Тут нелёгкая птичку принесла.

Глянул сокол, тако дело,

в рот водицы набрал смело

ни много ни мало,

а бочечку стопудовую —

бабки Ёжкину воду столовую.

Подлетел к баньке

да вылил в трубу

всю до капли воду ту.

Потухла печка, погас огонь,

вывалились богатырешки вон:

выкатились и лежат,

подниматься

по-прежнему не хотят.

А баба старая Яга

от расстройства стала зла:

нет у ней силы — истратила,

на воинов всю

потратила.

Плюнула и…

сквозь землю-сыру провалилась,

в самый тьмущий ад опустилась:

пошла силу у чёрта выпрашивать.

А сокол ясный не спрашивал

у Настеньки разрешения,

он тоже сквозь землю и время

метнулся стрелою в ад:

— Наши в огне не горят! —

и следом за бабушкой

в самое смердово зло,

в бесстрашный бой «кто кого».

5. Михайло Потык и кот Котофей

Тем временем в баньке у Ёжки

не красные девы-матрёшки

парятся, песни поют,

а воеводушки воду пьют:

сильные, могучие богатыри

не в ратном бою полегли,

а от яда спят вечным сном.

И мы б не узнали о том,

да Потык богатырь-гора

не испил он яду до дна,

а поэтому пошевелился,

поднялся, пошёл, расходился,

раскидал злую печь на кусочки,

поплакал над братьями, ночью

собрался их хоронить.

— Не спеши им могилы рыть! —

пташка синичка сказала

и в ухо Михайлушке зашептала. —

Там у бабы Яги в светлице,

стоит чан, в нём живая водица;

только воду ту сторожит

чёрный кот, он на чане спит.

И пошёл Потык

в светлу горницу,

нашёл чан,

на нём кот коробится —

когти вывалил и шипит.

Михаил ему говорит:

— Ах, ты кот-коток,

шёл бы ты на лоток,

мне водица нужна живая,

дай-ка я её начерпаю.

А Чернушка кот-коток

прищурил хитро свой глазок

да говорит:

— Мур-мур, мур-мур,

люб мне твой Илюша Мур,

и поэтому сему

я отдам тебе воду,

но с условием одним —

Ёжку вместе победим.

А как? Узнаешь позже.

Бери что нам не гоже!

Ай да набрал Потык воды,

сощурив глаз (нет два, нет три),

и пошёл к дружинушке своей.

— Воду в рот им, не жалей! —

птичка синичка трещала.

И о чудо, дружинушка оживала.

6. Соколик и баба Яга в аду

Но что же там в страшном аду?

Бабка Ёжка схватила метлу

и летит прямо к центру земли,

туда, где огонь развели

черти с чертенятами

рогатыми, патлатыми.

А ясный сокол несётся вдогонку!

Старушка приметила гонку

да стрелой калёной помчалась.

И с кем бы она ни встречалась