Толстая книга авторских былин от тёть Инн
Шрифт:
Я выхожу на сцену
и начинаю рассказывать
сказку про бабу Ягу.
А там сидят гусельники
развесёлые, песни поют.
Моё внимание
переключается на гусельников
и на себя любимую. Я говорю:
— Ай вы, гусельники развесёлые,
слушайте сказы печальные,
сказы веские,
о том как ни жена, ни невестка я,
а бедняжка
и мухи садовой не забидела,
человека не убила, не обидела,
тихо,
никого не трогала,
ходила лишь огородами,
ни с кем никогда не ругалась,
в руки врагам не давалась,
имя своё не позорила
и соседей не бранила, не корила.
Но почему-то муж меня бросил,
а любовник характер не сносил,
убежала от меня даже собака,
и с царём не нуждалась я в драке,
он сам со мною подрался,
как залез, так и не сдался.
Вот сижу брюхатая, маюсь,
жду царевича и улыбаюсь.
А вы, гусельники, мимо ходите!
Проклятая я, аль не видите?
Гусельники плюют на пол
и уходят, освобождая сцену.
Я, оставшись наедине со зрителями,
вещую:
— Сказка сказке рознь,
а эта берёт начало
из другой, читай о том
«Как богатыри на Москву ходили»
сначала.
Было дело, закинул
Илья Муромец бабу Ягу на Луну,
так она там и лежит ни гу-гу.
Ан нет, зашевелилась,
собрала косточки, разговорилась
матершиной да проклятиями
в сторону богатырей и Настасии.
Но как бы бабушка ни плевалась,
над ней пространство
само насмехалось:
одиноко вокруг и пусто,
ни волчьей ягоды, ни капусты,
ни избушки на курьих ножках.
Села бабка: «Хочу морошки!»
Но ни морошки, ни лебеды,
ни ягеля,
ни куриной тебе слепоты.
Стало бабе Яге тоскливо,
окинула взглядом блудливым
она пространство Луны:
«Пить охота!» Но до воды
надо идти куда-то.
Шмыгнула носом крючковатым,
проглотила водорода
и попёрлась пехотой
куда её злые глаза глядели:
океаны лунные, мели
и неглубокие кратеры.
Что же они там прятали?
А скрывали они Хлыща,
разбойничка Кыша и Малыша
ростом с гору:
те сидят, едят помидоры
да в картишки играют.
Бабка в шоке, она шныряет
к старым своим дружкам:
— Здрасьте, родимые, вам!
Разбойники: «Год который
на нашем дворе, бабуся?
Тебя каким ветром, Ягуся?»
—
А год какой? Не помню сама.
Вы должны же быть в аду.
Где мы? Никак не пойму!
— Гы-гы-гы! — ржут детины. —
Мы мертвы, мы духи! — и вынули
большую книгу амбарну,
открыли. — Вот печечка, баня
и домик на курьих ножках,
а это Микулы сошка.
Так, так, а где ты, Ягуся?
Вот, лежишь кверху пузом
на той стороне Луны. Чи сдохла?
— Да нет, стою, не усохла.
— Ты призрак! — регочут детины. —
Лови помидор! — Кыш кинул
овощем в бабку Ёжку.
Застрял помидор: немножко
повисел в её тонком теле,
на пыль опустился и двинул
внутрь планетки куда-то.
У бабушки ножки ватны
сразу стали. Старуха
слюну проглотила: «Сухо!»
Села в кратер прямо
и провалилась, будто в яму:
пролетела насквозь Луну,
вернулась к телу своему.
Посмотрела на себя:
вся распластана она.
И заплакала горько-прегорько.
Така у тебя теперь долька!
Летай и не думай плохо.
Охай, ведьма, не охай,
а кончилось твоё время —
размозжил богатырь тебе темя!
А время было такое:
прошлое встало стеною,
а будущее не пришло;
да зло, говорят, умерло
и не воскреснет боле.
Нынче летает на воле
Дух степной и голодный,
ищет уродство в природе.
На корявое деревце смотрит,
порядки свои наводит:
пригнёт ещё больше к земле
это дерево, а по весне,
в три погибели скрутит,
в ствол душу гнилую запустит,
и воскресит
злой каликой перехожей,
та не кланяется прохожим,
лишь в спины кидает проклятия.
Думаю, вы таких знаете.
А баба Яга, на беду,
знала о Духе степном. В дуду
старушечка лихо подула
(и откуда она её она вынула?)
да Дух степной громко позвала:
— Всемогущий, мне тело надо!
Дух прилетел и вынул
волшебную книгу: «Вымя
есть для тебя коровье,
быть тебе, ведьма, тёлкой!»
— С тёлки немного толку,
найди лучше бабу Ольгу,
да чтоб девкой была брюхата.
Мой дух в её плод и впечатай!
Возмутились разбойнички дюже,
заголосили дружно:
— Ах, ты старая, хитрая бабка,
мы тоже хотим в дитятки,