Том 1. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Временно, сэр. Полагаю более чем вероятным, что по прошествии недели или около того между сэром Уоткином и мною объявятся некие расхождения во взглядах, в результате чего я буду вынужден отказаться от места. И, если к этому времени вы еще не обзаведетесь новым камердинером, я с радостью вернусь к вам в услужение.
Теперь я все понял. Значит, это была хитрость и, уверяю вас, весьма удачная. Мозг Дживса, разросшийся благодаря постоянной рыбной подпитке, нашел решение, приемлемое для всех сторон. Туман, застилавший мне глаза, рассеялся. Мясник, булочник, бакалейщик и трактирщик, приторговывающий табаком, пивом и спиртными напитками, перестали дрожать и дергаться, как эпилептики,
Бурный поток чувств захлестнул Бертрама.
— Дживс, — сказал я. Голос у меня срывался, но что поделаешь, мы, Вустеры, всего лишь люди. — Вам нет равных. Там, где прочие ждут указаний, вам ведомо все наперед, как сказал один поэт. Не знаю даже, чем мне вас отблагодарить.
Он, по обыкновению, тихо кашлянул, как далекая овца.
— В вашей власти вознаградить меня, сэр, если вы будете столь добры.
— Говорите, Дживс. Просите все, чего пожелаете. И полцарства в придачу.
— Если бы вы могли расстаться с вашей тирольской шляпой, сэр…
Мне давно следовало понять, куда он клонит. Овечье перханье должно было меня насторожить. Но я потерял бдительность, и этот удар чуть не сбил меня с ног. В первую минуту я, признаться, даже пошатнулся.
— Не кажется ли вам, что вы зашли слишком далеко?
— Я лишь внес предложение, сэр.
Я снял шляпу и остановил на ней свой взгляд. В лучах утреннего солнца она вся заиграла — такая голубая, с розовым пером.
— Вы отдаете себе отчет в том, что разбиваете мне сердце?
— Мне очень жаль, сэр.
Я вздохнул. Но, как известно, Вустеры умеют держать удар.
— Хорошо, Дживс. Так и быть.
Я отдал ему шляпу. Ну прямо родной отец, который скрепя сердце выбрасывает из саней любимое дитя, чтобы отвлечь бегущую за ним по пятам волчью стаю, — так принято, я слышал, поступать зимой в России. Но что поделаешь?
— Дживс, вы намерены сжечь мою тирольскую шляпу?
— Отнюдь, сэр. Я подарю ее мистеру Баттерфилду. Он считает, что она ему поможет в деле обольщения.
— В каком деле?
— Мистер Баттерфилд ухаживает за одной вдовой из здешней деревни, сэр.
Признаться, я был удивлен.
— Но ведь ему прошлым летом исполнилось сто четыре года!
— Да, сэр, годами он стар, но…
— Молод душою?
— Совершенно верно, сэр.
Сердце у меня растаяло. Я больше не думал о себе. Мне пришло в голову, что, к сожалению, приходится уезжать, не оставив Баттерфилду чаевые. Так пусть шляпа послужит ему возмещением убытка.
— Хорошо, Дживс, вручите ему эту шляпу. И пожелайте ему от меня удачи в сердечных делах.
— Непременно так и сделаю. Благодарю вас, сэр.
— Не за что, Дживс.
Нa помощь, Дживс!
Перевод с английского А.Балясникова
Редактор И. Бернштейн, Ю. Жукова
Глава I
Дживс поставил скворчащую яичницу с беконом на стол, и мы с Реджинальдом Сельдингом — по прозвищу Селедка — схватили вилки и ножи и принялись с жадностью уплетать завтрак. Сельдинг — мой друг с незапамятных времен, нас с ним связывают неизгладимые воспоминания, вроде бы так их принято именовать. Много лет назад, в нежном возрасте, мы вместе отбывали срок в Малверн-Хаусе в Брамли-он-Си — приготовительной школе, руководимой непревзойденнейшим злодеем всех времен и народов, магистром гуманитарных наук Обри Апджоном, и частенько ждали вместе в кабинете Апджона, когда он влепит нам полдюжины горячих тростью, которая, по известному выражению, кусает, как змей, и жалит, как аспид. [42] Так что мы привязаны друг
42
…и жалит, как аспид. — «…как змей оно укусит, и ужалит, как аспид» (Притчи Соломоновы, 23:31–32).
43
день святого Криспина — битва при Аджинкурте в 1415 году вдень святого Криспина, упоминается в трагедии Шекспира «Генрих V».
Мы мигом очистили тарелки, залили горячий бекон укрепляющим дух и тело кофе, и я уже потянулся за мармеладом, но тут услышал верещание телефона в холле. Я поднялся из-за стола и снял трубку.
— Резиденция Бертрама Вустера, — произнес я. — Вустер у аппарата. А, привет, — добавил я, ибо голос, гудевший на другом конце провода, принадлежал миссис Томас Портарлингтон Траверс из «Бринкли-Корта», Маркет-Снодсбери, под Дройтвичем, или, говоря проще, моей обожаемой тетушке Далии. — Сердечно приветствую вас, дражайшая родственница, — сказал я. Я действительно был рад ее звонку: с этой дамой я всегда готов почесать языком.
— Улюлю! — услышал я знакомый охотничий клич. — Как поживаешь, юный осквернитель пейзажа? — ласково осведомилась она. — С чего это ты так рано поднялся? Или еще не ложился после ночного загула?
Я поспешил опровергнуть клеветнические обвинения.
— Пальцем в небо. Никаких загулов. Уже неделя, как я встаю с жаворонками, чтобы составить компанию Селедке. Он сейчас живет у меня, его новая квартира еще не готова. Помнишь Селедку? Я как-то летом привозил его в «Бринкли». Ну этот, с боксерским ухом.
— Теперь вспомнила. Похож на Джека Демпси. [44]
— Точно. Даже больше, чем сам Джек Демпси. Он теперь штатный сотрудник «Рецензий по четвергам», есть такой еженедельник, может, вы знаете, и в связи с этим встречает рассвет уже в редакции. Когда я сообщу ему, что вы звонили, уверен, он пошлет вам нежнейший поклон, ибо испытывает к вам самое глубокое уважение. «Непревзойденное гостеприимство» — вот как он обычно о вас вспоминает. До чего же я рад снова слышать ваш голос, несравненная родственница. А как дела в Маркет-Снодсбери?
44
Джек Демпси (1895–1983) — американский профессиональный боксер, чемпион мира в тяжелом весе с 1915 по 1926 год.
— Живем помаленьку. Но я сейчас говорю не из «Бринкли». Я в Лондоне.
— И надолго?
— Сегодня же вечером обратно.
— Тогда приглашаю вас на обед.
— Извини, сегодня не получится. Я договорилась перекусить с сэром Родериком Глоссопом.
Ну и ну. Вот уж с кем бы я ни за что не согласился обедать, так с этим знаменитым психиатром; по правде говоря, мы с ним в натянутых отношениях с той самой ночи в доме леди Уикем в Хартфордшире, когда я, по наущению хозяйской дочери Роберты, в сладкий предрассветный час проткнул его грелку шилом. Без злого умысла, конечно. Я хотел продырявить грелку его племянника, Балбеса Глоссопа, с которым с тех пор нахожусь в состоянии войны — а они возьми да и поменяйся комнатами. Прискорбное недоразумение, какие, к сожалению, нередко случаются в жизни.