Том 13. Стихотворения

Гюго Виктор

Папа

Что делаю? Люблю я!

ПАПА НА ПОРОГЕ ВАТИКАНА

Внимайте, Рим и мир! Вам говорю я так: Вас долго, смертные, томил кромешный мрак, И трепетали вы при виде сильных мира; Но знайте: темен трон, и дешева порфира. Итак, сыны Отца, внемлите! Вот вам весть: Под этим благостным и темным небом есть Власть лишь одна — любовь; и трон один навеки — Невинность! Свет и мрак сегодня в человеке — Как два противника, готовые убить. Священник — кормчий ваш. Он должен свет ловить, Пока его душа не озарится светом. Мысль, травка, человек — все хочет в мире этом Расти при свете дня. Настали времена: Заря рассветная торжествовать должна. Господь доверил нам свою обитель. Люди, Совсем не для того дано нам правосудье, Чтоб попирать его, и множить мрак невзгод, И шар земной крутить назад, а не вперед. Я слеп, друзья, как вы. Ни мира я не знаю, Ни бога, ни людей. И, это понимая, В согласии с моих неведений числом, Я, пастырь, три венца имею над челом. Считаясь папою по облику и платью, Считаю слугами я вас, о люди-братья. Зачем живу в дворце вот этом — не пойму, И

диадемою украшен почему. Верховный я глава, властителей властитель, Наместник господа, монарх, первосвятитель, Но, люди, слушайте — мне ясно наконец: Я — нищ! И я уйду, покину я дворец, И да простят меня все эти самоцветы, Все ткани пышные, что на меня надеты. Весь этот страшный блеск, что случай мне вручил, Пусть не клянет меня, что здесь, как тень, я жил, Рожден для хижины, в роскошествах коснея! Людская совесть — вот сестра моя. И с нею Иду беседовать. Я ненавижу зло, Не ненавидя злых. И время мне пришло Монахом только быть, таким же вот, как были Святой Антоний, и Гонорий, и Василий. И туфлю, наконец, носить я перестал, Ту, на которой крест нередко трепетал От королевского кровавого лобзанья. Ковчег покинул Ной, и я иду в скитанья. Бог в помощь страннику. Одетый в дождь и пыль, Лишь дней своих концом владею я, бобыль, Но свет несу я вам, от скорби отупевшим. Я помогу сердцам, крушенье потерпевшим. Сольюсь я с темнотой, сольюсь я с беднотой, Меж терний я пробьюсь. Пущусь я в путь святой Босым, как Иисус; ведь те, кто неимущи, Как он, те всех сильней! Уйду в людские гущи Я, веры сеятель, ловец сердец. А Рим Оставлю римлянам, чтоб сделать мир своим. Бог — это Человек. Иду к нему. Не стойте Здесь, на моем пути!

СОБОР ВОСТОЧНОЙ ЦЕРКВИ

Восточный патриарх в тиаре и в ризах первосвященника, окруженный епископами в полном облачении.

Хвалу и радость пойте, Народы, города, и горы, и поля! Бог Саваоф — жених, невеста — церковь! Я, Апостол, небесам даю благословенье.

Появляется человек в платье из грубой черной ткани, с деревянным крестом в руках.

Человек

Прекрасно! Но и ад нуждается не мене В благословении твоем, святой отец!

Патриарх

Ад?

Человек

Да, отец мой, ад. Нужда и скорбь сердец — Вот что такое ад! Беду благослови ты. А где добро со злом вступает в бой открытый, Не столь ты нужен там. Благословенья ждут Все, за кого молитв не возносилось тут. Трущобы, нищета, от горя мутный разум, Цепь страшной каторги — все зло земное разом, Итог возмездия — вот что такое ад!

Патриарх

Кто этот человек?

Человек

Не знаешь? Я твой брат. Епископ Запада — епископа Востока, Тебя, приветствую! Задумайся глубоко! О господе тебе напомнить я хочу!

Патриарх

Как? Это вы, отец? Вы — в саване!

Папа

Грущу.

Патриарх

Вы? Первый на земле?

Папа

Увы!

Патриарх

Но в чем же дело?

Папа

Все страждут, а тобой веселье овладело.

Делает шаг по направлению к патриарху и пристально на него смотрит.

Погряз ты в роскоши. Венец свой растопчи. Он — ореолу враг. Небесные лучи На злато не меняй. Ты, пастырь, в ликованье, Но содрогаются народы от звучанья Часов свершившихся, и бледный небосвод Их боем полнится. С погостов звон плывет. В набат ударили сегодня колыбели По новорожденным, которых мы отпели. Невинных берегись, которых превратил Ты в проклятых! Страшись страстей, что распалил Ты вожделеньями своими и тщеславьем. О, эта суетность! Как гибельно мы правим! Нет, братья, не затем дана нам в руки власть! Ведь мы не короли, чтоб друг у друга красть Все эти Страсбурга, Ганноверы, Эльзасы! Из чьих сокровищниц богатствами запасся Служитель господа? Обогатился ты Не чем-нибудь иным — трудами бедноты. И чем в твоей мошне бывает больше денег, Тем меньше святости в душе твоей, священник. Знай: много нищеты и горя на земле. Блуждают девушки по вечерам во мгле. А стихари твои, блеск риз в цветах Востока И драгоценности, ласкающие око, — Как призраки в ночи встают со всех сторон; Из ясель ими взят Христос и умерщвлен. Знай: нынче женщины с публичным свыклись ложем; Ведь жить-то надо все ж; ведь мы им не поможем: Там — голод бедности, здесь — похоть богача. А у тебя атлас, и бархат, и парча, И золото тиар… Для вас, для нищей голи, О августейшие колодники бездолья, Священным кажется богатый наш убор; Для нас, священников, он — горе и позор! Вот этот бриллиант, что митре дал сиянье, Вот этот изумруд, чьи искристые грани Покажутся морской пучины зеленей, Все это темное мерцание камней — Кровь ваша, молоко из грудей истощенных, Дрожь, охватившая малюток обнаженных, Паденье в пропасти неведомые! Вот Что значит этот блеск! Расстался ты, народ, С невинной радостью. Вы голодны, вы нищи; Нет денег, чтоб платить за хлеб и за жилище, И нет достоинства, и в сердце меркнет свет, И нет плодов труда, и чести женской нет — Утехи вашей! — Вот позор твой, пастырь! Все ты Верни им! А себе оставим нечистоты! Как! Есть предвечный бог. Он мыслит. Яркий свет Нам шлет он без конца. Он движет сонм планет И все живущее премудро образует, И бытие свое он этим доказует. Господь из темноты, где блещет метеор, Зрачками ясных зорь глядит на нас в упор, И цементирует он всю громаду мира, Чтоб трещин не было в лазурности эфира, И в ночь, когда вот здесь, над нашей головой, Бушует ураган, сорвав намордник свой, Вот эти небеса другими небесами Уравновесил бог, даря нас чудесами, Что и не снились нам: обильем голосов, Зарниц над кручами, огней во мгле лесов. Да, есть он, этот дух, непостижимый, зоркий! Здесь, старцы, пастыри, мы рядимся в оборки, Как девки падшие, и падки точно так До

драгоценностей и всяких мнимых благ, И в криводушные впадаем мы восторги. Но, не участвуя в презренном этом торге, Властитель темных гроз, он жив! А мы в церквах Иль под порталами в своих монастырях, Меж складок мантии иль ткани золоченой, Священнодействуя, толпе ошеломленной Показываем: «Вот малюточка господь — Глаза эмалевые, розовая плоть!» Картонный Иисус! Из воска бог предвечный! Несут его гулять, и славят бесконечно, И перед алтарем на цыпочки встают — А вдруг всевышнего столкнут и разобьют! Что церковь, то святой… Мы их обожествляем, — На это прихожан мы данью облагаем, На ладан дышащих мы грабим без конца. Рождает ненависть гремящие сердца, И голода клыки вонзаются в людские Жилища жалкие, в мансарды, в мастерские. А мы? Наделали мы кукол золотых, — Зовут Иоаннами Крестителями их, — И уйма дев Марий в футлярчиках блистает; Чтоб пустоту одеть, Голконды не хватает. Порок гигантом стал, и прикрывает тьма Девичью каторгу — публичные дома. Я повторяю вам: все свечи вы зажгите, И цугом, по два в ряд, все церкви обойдите, — Но этой гнусности вам все же не унять. Да! Хлеб вы у людей осмелились отнять. Вы богатеете на нищете народной. Невинность ангельская, будучи голодной, Во тьму провалится! Вы даже голубка Хотите превратить в орлана-буряка, Чтоб идол пребывал в парче и позолоте. Ведь эти женщины из крови и из плоти — Цветы невинности, цветы любви святой — Заплатят чистотой своей, и наготой, И добродетелью, погибшей безвозвратно, За ваших куколок нелепых. Вам понятно? Вы слышите меня? Господь на высях гор Так со сновидцами вел древле разговор. А вы мечтательно воссели на престоле — Затем, чтоб в демонов преобразиться, что ли? О, будем же любить, любить, любить, любить! О братья, следует нам рубище носить И деревянное иметь в руках распятье, Но голову держать должны мы выше, братья, Чтоб нами помыкать не смели короли. О старцы! Никаких поклонов до земли! Лишь перед господом душа должна склониться. Колеса — короли, вы — ось! Но колесница Помчалась на народ, а он — опора вам! Торговцы черные, заполнили вы храм. Паденье жалкое — все ваше возвышенье. Избыток ваш — грехов печальное кишенье. Христос здесь распят вновь. Увидел он, что тут, Под сытой церковью, голодный стонет люд, — И скрылся; для него сокровища прелата — Как блеск шакальих глаз. О рубище, будь свято! Ведь в алой мантии я был души лишен. Коль пастырь в саване, одет прекрасно он; Всех добродетелей пример тогда он явит, Служа страдающим; он судит тех, кто правит, И слабостью своей он в ужас вгонит власть. Ведь бог — со слабыми! В дерюгу облачась, Я сею доброе. А вы? Плодите зло вы. Вы сердцем злы… Да нет, скорей — пустоголовы! Сапфиры, ониксы, рубины, жемчуга… И мне вся эта пыль казалась дорога. Да, братья, это все и я когда-то прежде Имел в своей душе и на своей одежде, Но роздал беднякам все это я в один Прекрасный день, отцы.

Патриарх

Наставник, властелин, Ты — папа, наш отец и наш левит великий! Но ведомо тебе, епископу, владыке: Скрижаль закона есть; ни буквы в книге той Не можешь изменить и ты, отец святой.

1-й епископ

Обязан человек страдать для процветанья Отца небесного. Слепящее сиянье Церковной утвари полезно бедноте. И, как нужна звезда небесной высоте, Так догмату нужна жемчужина; и надо, Чтоб все живущие, их орды, их громады Летели к свету митр, чьи звездные лучи Весьма спасительны для смертных в их ночи. Не манит бедный храм, он паству отвращает. Ведь пастырю всходить как солнцу подобает!

2-й епископ

Оставим королей в покое. Неспроста Бывает тень меча подобием креста. Основа церкви — бог, но короли — вершина. Пал князь — падет и бог!

3-й епископ

Толпа для властелина Сотворена, солдат ли этот властелин, Судья или пророк. И первый господин — Священник, а второй — король!

4-й епископ

Чем плуг острее, Тем лучше урожай! Основывая, сея, Вы землю раните. Но это ничего.

5-й епископ

Когда ж господь хотел, чтоб поняли ею?

6-й епископ

Для нищих духом — рай! Поменьше школ! Поставим На знанье крест. Одну лишь книгу мы оставим.

7-й епископ

Народам — быть внизу. А если хочешь ввысь, Так на коленях к нам на паперть подымись.

8-й епископ

А мысль вне догмата подобна сорным травам. Сей правдой праведной, сим правосудьем правым Мы крепки. Я тебя анафеме предам, Восставший человек!

9-й епископ

Да, свет, врученный нам, Способен жечь! Суров обязан быть священник. Он богу своему доподлинно изменник, Коль, видя ереси, испытывает страх Свой факел поднести к соломе на кострах.

Патриарх

То — бездна, что теперь свободой называют. Ужасный херувим об этом возвещает, Где вечности стена чернеет, громоздясь: «Смиритесь! Веруйте! Князь — пастырь. Пастырь — князь». К сему прислушайтесь, поникши головами, В повиновении, с дрожащими сердцами. Желаньем понимать, желаньем думать, быть Дорогу господу стремитесь преградить. О вы, кто вздумали бороться с полной гнева Огромностью ветров, как безрассудны все вы! Поймите: проклял бог всю эту суету, И все усилия, и замыслов тщету, И первородного греха сестру — познанье, И этот, выросший из серного пыланья, Огнем зализанный ваш суетный прогресс! Лишь эту истину вещает вам с небес Гроза, что над горой Хоривом загремела.

Папа

О братья, я прозрел, поймите — в этом дело!

1-й епископ

О чем толкует он?

Патриарх

Что думаешь, скажи?

Папа

От вас я ничего не слышу, кроме лжи!

Патриарх

Как! Страшным и живым вы стать противоречьем Задумали своим блистательным предтечам?