Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
Удивительные способности, неожиданно раскрывшиеся в опасную минуту, до такой степени обнадеживали, что дверь и желанная свобода, открывавшаяся за ней, начали казаться вполне достижимыми, но, увы, недостаточное знание местных условий сыграло со мной злую шутку. Эйприл стремительно заходила справа, и я, как последний идиот, вместо того чтобы обежать диван, решил сберечь темп и пролезть под ним.
Я часто бывал в этой гостиной прежде и неплохо ее знал, однако, как оказалось, лишь поверхностно. Внутренняя суть вещей осталась скрытой, что меня в конечном счете
Прежде чем мне удалось выбраться и внести коррективы в свою тактику, Эйприл уже вовсю орудовала ножом для бумаги. Его эффективность потрясала до глубины души. Помню, даже несмотря на исключительность момента, я не смог не спросить себя, откуда, черт возьми, у женщины столь хрупкого телосложения и явно не слишком тренированной мог взяться так профессионально поставленный удар. Директор моей первой школы всегда оставался в моих глазах высшим авторитетом по части владения розгой, но он и в подметки не годился этой тоненькой синеглазой девушке. Возможно, тут весь секрет — в правильном подборе ритма.
— Вот тебе! — наконец произнесла она, переводя дух.
Я поспешно укрылся за диваном. Мы с Эйприл молча смотрели друг на друга. Ее щеки раскраснелись, в глазах сверкали искры. Никогда прежде она не казалась мне столь прекрасной. Тем не менее потухшие угли мертвой любви не выказывали никакого желания вновь воспламениться в моем сердце. Я смотрел мрачно, исподлобья, машинально потирая пострадавшую часть тела, и испытывал, прямо скажу, немалое удовольствие от мысли, что ожидает мою мучительницу, когда Реджинальд Джон Питер Свизин, третий граф Хавершот, в конце концов отыщет путь к ее двери.
— Вот тебе! — повторила она. — Будешь теперь знать. А теперь вали отсюда!
Не знай я даже смысла последней фразы, то все равно догадался бы по характерному жесту, сопровождавшему ее, что мое присутствие здесь более нежелательно, что меня, впрочем, в высшей степени устраивало. Моя душа стремилась на волю, и я кинулся к двери.
И остановился. Лучшие чувства все-таки взяли верх.
— Послушайте, — начал я. — Вы должны знать… Эйприл свирепо взмахнула ножом.
— Выметайся, живо!
— Да, конечно, но…
— Проваливай, кому говорю! — рявкнула она.
Я вздохнул и пожал плечами. Возможно, даже сказал «ничего не поделаешь», не помню точно. Снова повернулся к двери и… остановился, уловив краем глаза нечто необычное за окном.
Там, расплющив носы об оконное стекло, маячили Томми Мерфи и Орландо Флауэр.
Окаменев от неожиданности, я тут же все понял. Они стояли рядом, почти вплотную, и этот факт неоспоримо свидетельствовал о том, что былые разногласия разрешены и забыты. После моего бегства мои враги наверняка обсудили ситуацию и пришли к выводу, что ради достижения лучших результатов следует отказаться от
Оба лица вдруг исчезли, и это меня нисколько не удивило. Увидев, что я ухожу, злодеи поспешили занять стратегические позиции возле парадной двери.
Эйприл Джун нетерпеливо шагнула вперед.
— Я, кажется, велела тебе убираться! — с угрозой произнесла она.
— Но… — промямлил я, переминаясь с ноги на ногу, — на улице Томми Мерфи и Орландо Флауэр…
— Ну и что?
— У меня с ними отношения… э-э… не слишком дружеские… Они обещали меня избить до смерти!
— И надеюсь, выполнят свое обещание, — жестко усмехнулась Эйприл.
Следуя за мной по пятам до самой двери, она распахнула ее и недрогнувшей рукой сильно толкнула меня в спину. Я вылетел в ночную тьму, как пробка из бутылки, и, едва дверь захлопнулась, услышал жуткий боевой клич и тяжелый топот. Испытывая тошнотворное чувство обреченности, я понял, что все кончено. Теперь меня спасли бы только быстрые ноги, а таковыми, увы, я больше похвастаться не мог. Ничто так не подрывает спринтерские способности, как испытание, через которое мне довелось пройти. Мои мышцы одеревенели и с трудом повиновались.
В следующее мгновение я почувствовал на себе две пары цепких рук и оказался ничком на земле, успев промолвить лишь: «Достали, мерзавцы».
Однако не успел я извернуться в надежде впиться зубами в ближайшую лодыжку, чтобы, по крайней мере, подороже продать свою жизнь, как произошло чудо! «Вы что же это творите, безобразники?» — выкрикнул знакомый голос, послышался музыкальный звон двух хороших затрещин, два страдальческих вопля, и нападавшие растворились в темноте.
Твердая рука помогла мне подняться на ноги, и я увидел перед собой милое лицо Энн Баннистер.
Она фыркнула с благородным негодованием. Я понял, что тонкая натура девушки глубоко потрясена безобразной сценой. Даже в подступавшем сумраке было видно, как горят ее глаза.
— Хулиганы! — возмущенно воскликнула она. — Они сделали тебе больно, малыш?
— Нет, нисколько, спасибо.
— Правда?
— Ну да, им просто не хватило времени. Благодаря твоему своевременному вмешательству, — объяснил я, испытывая искреннюю благодарность. — Ты была великолепна!
— Я и в самом деле едва успела, — кивнула она. — Думала, они тебя на части разорвут. Кто это такие?
— Томми Мерфи и Орландо Флауэр.
— Я бы их живьем сварила!
Я охотно согласился, что такая экзекуция пошла бы двум юным негодяям весьма на пользу, и пожалел о практической неосуществимости подобных планов. Однако тут же указал и на светлую сторону:
— Но ты им и так хорошо врезала, звук был впечатляющий.
— Да уж, до сих пор рука болит. Не знаю, у кого, у Томми или у Орландо, но голова у него просто чугунная, черт бы его побрал! Ладно, все хорошо, что хорошо кончается… Эй! Ты же сказал, что они ничего не успели, а сам хромаешь!