Том 18. Лорд Долиш и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

Ответить на этот вопрос было непросто. После нашего разговора в саду, когда я с пеной у рта защищал Эйприл с ее нежностью и кротостью, мне никак не хотелось выставлять себя идиотом, предав огласке другие стороны ее характера, связанные, так скажем, с ножом для разрезания бумаги. Даже лучшие из женщин не удержались бы в такой ситуации от насмешки и самодовольного «я же тебе говорила!»

— Просто нога онемела, — объяснил я. — Отсидел.

— Эх ты, старичок столетний! Сидеть ему уже трудно. Суставы, кхе-кхе… — засмеялась Энн. — А что ты, кстати, вообще здесь делаешь? Неужели решил навестить Эйприл Джун?

— Так,

заглянул на минутку, — смутился я.

— Зная, что Мерфи и Флауэр только и мечтают тебя подстеречь? И где только была твоя голова, Джозеф Кули! Зачем тебе понадобилась Эприл Джун?

И вновь я оказался не в силах раскрыть истинные факты.

— Хотел подарить ей букет.

— Что?

— Ну, ты понимаешь… цветы.

Энн посмотрела на меня с недоумением.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Ничего не понимаю! Что с тобой творится, Джозеф? Никогда не видела такого странного мальчика. Ты же сам сто раз мне говорил, что Эйприл Джун гадина. Звал не иначе, как гадиной. А теперь, видишь ли, готов сунуться черту в зубы, чтобы преподнести ей цветочки! И сегодня днем — слова не дал о ней сказать, чуть живьем не съел.

Меня охватило раскаяние.

— Извини, пожалуйста.

— Ничего страшного. Мне просто непонятно. Кстати, а тот пирог со свининой — ты хоть отъесть как следует от него успел? А то ведь я сразу ушла.

— Нет, не очень, — признался я. — Очень жаль.

— Еще бы!

— В смысле, жаль, что ты из-за меня потеряла работу.

— Да ладно, ерунда, не оставаться же на этой работе всю жизнь. За меня не беспокойся. Завтра я уже буду пресс-секретарем у твоей разлюбезной Эйприл Джун. Хотела вот зайти к ней, чтобы обговорить кое-какие детали, потому и оказалась здесь сейчас. Надо бы вернуться, но я боюсь оставить тебя одного. Не удивлюсь, если эти сорванцы сидят где-нибудь в засаде или рыщут по окрестностям, как орды мидян.

Меня только что посетила та же мысль, заставив поежиться. Я стал горячо умолять Энн не уходить.

— Да, думаю, моя верная рука тебе еще потребуется, — улыбнулась она и на секунду задумалась. — Давай знаешь, что сделаем? Хочешь газировки?

— Да, хорошо бы.

— Ну вот. Тогда, если не возражаешь, мы сделаем небольшой крюк и зайдем в Беверли-Хиллс в аптекарский магазин. Куплю тебе газировки, а сама позвоню Эйприл Джун по телефону.

Я заверил ее, что нисколько не возражаю, и мы пошли по дороге. Энн весело болтала о том о сем, а я по большей части молчал, стараясь сдержать кипевшие внутри меня чувства.

Если вы хотите знать, почему они кипели, и что это были за чувства, я вам скажу. Дело в том, что за короткий промежуток времени, прошедший с тех пор, как моя спасительница так удачно пресекла кровожадные планы Томми Мерфи и Орландо Флауэра, моя любовь снова вспыхнула и расцвела пышным цветом. О да, та самая любовь, которую я расточал на эту девушку два года назад и которая, как я предполагал, навеки угасла под градом убийственных реплик, произнесенных тем памятным вечером в Каннах, внезапно обнаружилась на прежнем месте и вновь принялась за свое с еще большим жаром, чем прежде.

Без сомнения, этому способствовал не один фактор. В частности, разоблачение ложного обаяния Эйприл Джун, не говоря уже о доблестном поведении Энн во время моего спасения. Но главными

были, я думаю, ее постоянная приветливость, ласковое сочувствие, искреннее дружелюбие. Ну и, конечно, пирог со свининой… Что бы там ни было, я любил эту девушку, любил горячо, любил страстно!

Ну и что толку, подумал я с горечью, уныло прожевывая ореховый десерт, пока Энн разговаривала по телефону. Из всех печальных слов, что существуют в этом печальном мире, самые печальные — «если бы». Не будь я таким идиотом, то вовремя понял бы, что для меня нет и не может быть никого лучше Энн Баннистер. Я вряд ли стал бы возиться с тем мороженым на дне рождения какой-то там Эйприл Джун, не растревожил бы больной зуб и не попал бы в кресло к И. Дж. Зиззбауму в то же самый момент, как малыш Джо Кули — к Б. К. Буруошу. Короче говоря, тогда бы ничего, что было потом, не случилось.

А что теперь? Энн помолвлена с моим кузеном Эгги, а даже если бы не была помолвлена, я нахожусь в совсем неподходящей форме, чтобы просить ее разделить мою судьбу. Все чудовищные препятствия, отделявшие меня и Эйприл Джун, точно так же, и даже еще чудовищнее, стоят между мною и этой девушкой. Будь она даже свободна, кем надо быть, чтобы принять предложение руки и сердца от малыша Джо Кули?

Что ж, все кончено, подвел я итог, и меланхолически бормотал что-то про себя, когда Энн вышла из телефонной будки и присоединилась ко мне со вторым ореховым десертом.

— Поговорила, все в порядке, — объявила она.

Я не стал уточнять, что именно, и, вежливо кивнув, доел свою порцию, в то время как Энн только начала свою. Она спросила, не хочу ли я еще. Я хотел, и она заказала еще. Божественная девушка.

— Ну что ж, Джозеф, — сказала она, продолжая прерванную беседу, — у тебя выдался сегодня трудный денек, не правда ли?

Я невесело усмехнулся.

— Пожалуй.

— Как все прошло?

— Что?

— Открытие статуи Бринкмайера.

Я подпрыгнул на стуле, словно меня укусили за ногу. Кусок орехового десерта шлепнулся на стол с моей обессилевшей ложки. Хотите верьте, хотите нет, но в угаре давешних событий статуя совершенно вылетела у меня из головы.

— Боже мой! — воскликнул я.

— Что случилось?

Некоторое время я не мог выдавить ни слова. Потом, слегка запинаясь, выложил все. Энн слушала серьезно и внимательно. Когда я затронул тему лягушек, она задумчиво пожевала губами.

— Думаешь, мисс Бринкмайер нашла их?

— Если я сколько-нибудь разбираюсь в женских криках, то да, — ответил я. — Уверен на все сто, что нашла. А теперь еще и узнала, что я не пришел на церемонию, и у статуи, когда ее открыли, вдобавок оказался красный нос. Короче говоря, если бывают на свете дерьмовые ситуации, то это одна из них.

— Ты не должен говорить таких слов, Джозеф, — упрекнула она.

— Бывают случаи, — твердо сказал я, — когда приходится, и это как раз такой случай. Энн понимающе вздохнула.

— Да, попал ты в историю.

Я убито кивнул. Она улыбнулась и продолжала:

— Но ты не волнуйся, завтра они обо всем забудут.

— Ты думаешь? — недоверчиво спросил я.

— Ну конечно.

Ее оптимизм подействовал на меня заразительно.

— Вот здорово!

Энн поднялась из-за стола.

— Теперь я должна отвести тебя домой, — сказала она. — Пошли, все будет в порядке.