Том 2. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем пасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть I. Образ мира – мировоззрение
Шрифт:
Удивительное дело, но хлеб, а точнее, его разновидность – блин, мог послужить орудием порчи на смерть. Обусловлено это было тем, что блины являлись обрядовой пищей. Как это делали отречённые? Они брали первый испечённый блин и на него говорили: «Ты первый. (Имя) последний. Ты огнём, (имя) ходуном, ты жаром, (имя) яром. Тебе испекаться, а (имя) в погост собираться. Аминь!» Отдавали этот блин бездомной собаке. А когда она начинала есть, то говорили: «То не псина, то Смертина. Как сожрала, то жизнь у (имя) через первый блин забрала. Аминь!»
Шерсть,
Во многих обрядах семейного круга шкура и шерсть обозначали богатство, обилие, счастье. Обычай надевать шубу мехом наружу участниками русской свадьбы описан историческими свидетельствами XVI–XVII вв. Устойчивое сопоставление образов «мохнатый – богатый» лежит в основе многих восточнославянских благопожелательных высказываний и приговоров: «Чтобы жених был богатый, как кожух волосатый» и т.п. Шуба выступала в разных частях свадьбы в наряде жениха и невесты, их родителей и других участников свадьбы, чаще всего в обрядовых встречах, при осыпании молодых зерном, хмелем, деньгами. Шкура или вывернутый мехом наружу кожух выступали обязательной принадлежностью свадебных обрядов: на них расплетали невесте косу, сажали жениха и невесту за стол, укладывали и укрывали новобрачных в первую брачную ночь.
Образ обеспечения богатства и жизненной силы отмечен в родильных и крестильных обрядах. Например, повитуха укладывала новорождённого на шубу, «чтобы он был богат», роженица впервые кормила ребёнка грудью, сидя на шубе. Новорождённого впервые обмывали клочком белой шерсти. Окрещённого ребёнка клали в красном углу на кожухе, чтобы у него скот водился. На шкуре проходили также пострижины ребёнка. Чтобы обеспечить богатую жизнь, молодые независимо от времени года венчались в шубах. Невеста надевала под платье шерстяную юбку с той же целью.
Обряд на прибыль и на удачную торговлю
Отрезали у овцы кусок шерсти. Вымачивали его в свежем (ещё тёплом) коровьем молоке. Обтирали им своё лицо, ладони и ступни, при этом говорили: «Одно растёт, другое прибавляется! Одно морозу воли не даст, другим голод из гоняется. Пусть и моя деньга прибавляется, как скотине шерсть да молоко. Святых то заповедь! Аминь! Аминь! Аминь!» Говорили так трижды, пока обтирались. Молоко отдавали животным – собакам или кошкам, – чтобы съели. А шерсть сжигали. Обряд проводили трижды, пока луна в рост шла.
Шкура и кожух могли использоваться в качестве оберега. Следовало вывернуть тулуп мехом наружу в случае, если тебя начинает пугать нечистая сила. От проказ домового окуривали дом и двор медвежьей шерстью или обводили медведя вокруг дома. Шерстью медведя или волка окуривали больного испугом. При первом выгоне на пастбище скот прогоняли через вывернутую мехом вверх шубу. Старухи, надев вывернутую шубу, вырывали у коровы или овцы из стада клок шерсти и запихивали его в висячий замок, чтобы волки не трогали скотину.
* * *
Возвращаясь к сказанному выше, попробуем сделать несколько уточнений и дополнений к предназначению обряда в жизни наших предков в целом и в Спасе в частности. На вопрос, что же происходит в обряде, можно дать такой ответ: в обряде создаётся новая знаковость взамен прежней, изжившей себя по тем или иным причинам, обряд возвращает нас в Начало. То есть обряд призван сотворить новый мир, в котором будет обитать человек или сообщество в целом. А значит, в обряде творится и «новый» человек. Таким образом, обряд неразрывен с понятием «новой доли». Используя время, место, действие и предмет (либо же слово как выражение того же действия или предмета), производящий обряд творит себе новую долю взамен либо в дополнение к старой доле. В этом и состоит особая привлекательность обрядни, и эта особенность делает обряд столь живучим, несмотря
В традиционном сообществе совершение обрядов оправдывалось словами: «Так старые люди делали и нам велели». Казалось бы, такое оправдание лишено всякого содержания, но тем не менее это самое точное обоснование всякого обряда – не нарушить традицию, соблюсти предписанные ею правила поведения, что в свою очередь должно обеспечить сохранение и поддержание существующего порядка, существующего положения дел, равновесия мира или восстановление равновесия, если оно было нарушено. Важнейшим условием незыблемости мира является соблюдение границы между этим и «тем» мирами, границы, которая сама собой нарушается всяким рождением, смертью либо другими действиями, и тогда именно обряды должны были её восстановить.
Таким образом, обряд стоял и стоит на страже традиционного сообщества. Он подготавливает человека к общественной жизни, воспитывая в нём необходимые качества, без которых невозможно его проживание в обществе. Главное из них – подчинение требованиям сообщества, на выработку которого и был направлен «отрицательный» культ предков с его запретами и предписаниями. Посредством культуры запрета человек обретает свойств'o и перестаёт быть «опасным» для общества.
Другое предназначение обрядов состоит в том, чтобы сплотить сообщество, сделать его цельным. Посредством обряда община обновляет и утверждает себя, своё единство. Именно в обряде люди в полной мере осознают свою целостность, ими овладевают общие чувства и настроения – то, что отсутствует в повседневной жизни, причём в обряде не только идёт общение друг с другом, но и восстанавливается связь между предками и потомками, прошлым, настоящим и будущим. И как следствие обрядовых действий происходит обновление традиций, мерок и ценностей сообщества. Собственно, обряд для того и вершится, чтобы восстановить прошлое и сделать его настоящим, чтобы поддерживать непрерывность времени. Всё это направлено на сохранение самобытности сообщества в целом, без которой невозможно его выживание. Общество без традиции обречено на вымирание. Наши предки прекрасно это осознавали. Обряд можно назвать обычаем, или тем, чем живёт общество. Он определяет, как жить этому обществу, и он является тем, благодаря чему дышит и живёт сообщество – его сердцевиной, его сердцем. И неважно, что это за сообщество – русский народ, советский либо какой ещё другой народ. Обряды были, есть и будут всегда и в любом обществе. Они создаются по надобности, которая никогда не иссякает. И как сердцевина любого сообщества обряд приводит нас к познанию души этого сообщества. Обряд, каков бы он ни был, всегда в своей сути магичен! В глубине его народная магия и некая сила, которая действует на людей и открывает им ворота ТУДА, где вершатся судьбы человеческие! И люди ходили и будут ходить туда, ибо без этих «походов» им просто негде будет взять силы. Веришь ты в это или не веришь, приемлешь или нет – но ты всё равно живёшь во власти обряда.
Всё это – положительные стороны обряда и казачьей куди, основу которой составляет обряд. Но есть в нём и обратная сторона. Обряд, стоящий на страже общества, становится ловушкой для нас, как и само общество. Ведь обряд призван наделить нас долей! Ловушкой необходимой и обязательной, без которой мы не получим свои уроки. И как в этом случае относиться ко всему этому? А никак! Просто жить с этим и не тужить, чтобы изжить всё сполна. Оставаться человеком обычая, сражаться за свою долю, чтобы в какой-то миг понять и осознать, что доля, которую мы ищем, есть бремя, не дающее нам поднять взор в Небеса. Есть доля – нету воли, и чем больше доля, тем меньше твоя воля!!! Доля – это то, что привязывает нас к месту. Или, если хотите, то доля – это груз, делающий нас важными (тяжёлыми), но именно эта вага (вес) пригвождает человека к месту, на котором он должен получить свои уроки и удары, предназначенные ему его же Задумью. Для того мы и сражаемся настойчиво за места, потому как они определяют меру подзатыльников и шишек, нам отпущенную. Место – это всегда выпячивание, и чем выше оно, чем больше доля, месту соответствующая, и тем больше ты получаешь ударов. Ведь бьют по тому, что больше всего выпячивается. Хотя на первый взгляд доля связана с понятием владения силой, и чем больше моя доля – тем больше силы мне отмерено, почему доля так для нас и привлекательна. Больше доля – больше сил и возможностей с ней открывается. Да, это так, но есть одно «но»! Это правомочно только для определённого сообщества. Вне его я лишусь той силы и тех преимуществ, которые мне отмерены сообществом на мою долю.
Доля – это часть от целого, и чтобы обрести целое, я однажды должен буду освободиться от доли ради воли, ради могутности вне доли! Освободиться от доли, чтобы стать человеком ДОРОГИ – обездоленным! Дороги, ведущей прямиком к Дому! Почему сказано «прямиком»? А потому, что все мы в пути, даже находясь на местах. Места нужны нашей душе, чтобы на них получить нужную ей зрелость, и уже потом, выйдя на прямую, в веху возвращения, нигде не останавливаться. Мы делаем остановку на местах только для того, чтобы дозреть там, но мы всё равно шестники. И однажды, дозрев, мы отправляемся прямой дорогой, где впереди нас поджидают самые важные битвы – битвы на Калиновом мосту. Вот отсюда и начинался тот небесный Спас, о котором мы говорили уже выше. Отказаться же от места с прилагаемой к нему долей на сей час для меня непосильно, но, может быть, будет пока достаточно хотя бы задуматься над этим? Да и то не всем, но тому, кто дозрел, чтобы задуматься. Так уж складывается, что «задуматься» – роскошь для нас. Задуматься для того, чтобы начать видеть эту ловушку места и доли и осознанно пройти теми воротами, которые для нас открывает обряд, – ВОЙТИ в СПАС! Ведь Спас и начинался с обряда! Но об этом, об обрядах перехода, будет сказано в своё время.