Тонкая материя
Шрифт:
– Был во второй фуге…
– О, прости!
– Бог простит.
– Не уверен. А ты замечал, как близко в русском языке звучат эти два слова – Бог и Бах? Мы ведь не произносим в слове «бог» твердое «г», мы говорим Бох. Бох и Бах.
– Ну, в том, что Бах бог музыки и музыкантов, сомневаются только невежды и религиозные фанатики.
– Абсолютно!
– Как Вас принимают израильтяне?
– Приняли и отпустили с миром и даже с некоторыми, как мне показалось, почестями.
– Я не понял!
– Я уже дома, в двух шагах через дорогу.
– Не могу поверить.
– Я сам впечатлен уровнем приема и доставки. Занесли в самолет, перенесли по воздуху, встретили, довезли, завели в дом… Да, самое поразительное: дали денег, много и не в долг!
– Клезмеры?!
– Бери выше!
– Неужели…
– Да!
– Богатые
– Маленькая проблема: арабы.
Никогда не мог точно идентифицировать реакцию М. С. на что-либо, на все, настолько это неоднозначная, сложная, многослойная штука. В его мягко-грустно-благородном облике столько планов, дверей во внутренние покои и совсем уже тайные комнаты, что бесполезно желать добиться однозначных значений. Диапазон – от простонародной армянской хитринки до знания баховско-моцартовских глубин чувствования мира, и все это богатство в таких сложных тональных планах с отклонениями и модуляциями в плодотворный парадокс, что неизменно приходишь в веселое изумление и тихо благодаришь Господа за его, М. С., явление. Такого учителя не превзойти, он неисчерпаем. Мой армянский будда, только улыбки разные с оригиналом. У того слишком сладкая.
– Где Бах и где я, ежу понятно, но от чашечки прекрасного кофе с коньяком и он не отказался бы, а?
– Это да, кофейку он попил.
– Ну так что?
– Мы идем.
М.С. сам открыл мне дверь, мы обнялись в прихожей и прошли в столовую, где вездесущая Виктория Артуровна подала нам кофе и пропала в глубине огромной кухни. М.С много чего порассказал об израильтянах, какие это милые и забавные люди, удивительным образом сочетающие в национальном характере упоение музыкой и трезвость в остальном. Кроме религиозного чувства. Уникальность евреев в том, что этот классически восточный народ сумел впитать все существеннейшие достижения западной цивилизации, в том числе русской, и остаться восточным народом. В этом, кстати, его схожесть с армянским народом. А смесь из двух восточных мелосов оказалась настолько гремучей, что клезмеры и их фанаты доходили до наркотических безумств, как берлинцы на концертах Паганини. Разве что стулья пощадили. Почти все армянские народные танцы того же уровня, что и всем известный Танец с саблями. Так что драйв напоминал упоение в бою.
– Я тут, перед отъездом, связался со своим другом из органов, – сменил тему М.С. – и живописал ему новых соседей наших. Известная личность этот Иван Васильевич Стригин. Наш генерал оценивает его положительно. Предприниматель, владелец заводов, но без связей с криминалом. Не представляю, как это возможно.
– Это было почти невозможно в прошлом веке, в новом произошла логичная легализация, бандиты слились с номенклатурным ворьем, и мы получили элиту, в которой процент достойных людей мал, как никогда. Темное прошлое есть у всех, в том числе и у соседа.
– Вот поэтому-то я просил генерала Иванова приглядеть тут за владельцем заводов. Отличный мужик, между прочим: никогда не спит на моих концертах.
– Михаил Савельевич, побойтесь Бога: на Ваших концертах не то что генералы бодрствуют, умирающие встают на ноги. Известны случаи!
– Именно, случайности. Я исполнитель, не чудотворец. В музыке, если это настоящая музыка, не easy listening, сконденсировано столько целебной силы, что при правильном исполнении нам дано высвободить часть этой силы и отдать в зал, а там уж как бог на душу положит…
– Но ведь и в этой самой изи лиснин столько просто хорошей музыки. Штраус смиренно называл свои вальсы музыкой для ног, но время проявило в них гораздо больше: несмываемые картины блестящей Вены, лес, Дунай, дворцы, прекрасных женщин… Паганини для своих фантастических Вариаций брал популярные мелодии.
– К счастью, это тот случай, когда оба правы. Иванов, мало того, что не спит на моих концертах, всерьез верит, что Анна Львовна богиня, хотя воспитание получил, как все мы, атеистическое. Вот что делает с человеком музыка, а ведь материя в Иванове – железо, раньше гвозди делали.
Моя мама, любимейшая и вернейшая жена моего богоподобного отца, несмотря на его уход, на его отсутствие в этом мире, вся в нем, где бы он ни был. Женщина без минусов,
Содом и Гоморра как вечное клеймо на этом извращении любви, и никакие примеры талантливейших и даже гениальных личностей в их лагере злобно воинствующих меньшинств не убеждают. П.И., его чудесная музыка и его панический страх перед женщиной, как это совместить? Жалость и сочувствие, отвращение нормального в ориентации индивидуума, и еще понимание, что перед ужасом неизбежного ухода черт знает куда, все это мелочи, простительно! Слабости. У кого их нет! Слабость к деньгам, например, очень часто губила самых сильных, и продолжает губить ежедневно. М.С. свято верит в свой иммунитет в том, что касается магии денег, хотя по натуре он игрок, и страстный игрок. Именно поэтому, полагаясь на свое обостренное чувство ситуации, приобретающей оттенок рискованной, он перед отъездом говорил с Ивановым. Их обожаемая Анна Львовна вдруг очутилась в опасном соседстве с нуворишем и его свитой. Вызываем спецназ, причем в любое время. Все-таки Иванов очень большая шишка.
– Бережёного бог бережёт. БББ. Бог любит троицу, и правильно делает. Тройная защита, и был спокоен за вас, там, в святой земле. Спокойствие в стабильности, в гармонии, хранящейся в наших простых трезвучиях и диссонансах, горючем музыкальной материи, от которой столько сладости и жизни. – М.С. просто думал вслух. – На вопрос, что такое любовь миллион ответов. Один из миллиона – нить жизни, крепчайшая и очень тонкая. Мы идем и бежим по ней, мы повисаем на ней над пропастью. Причем пропасть в обе стороны, вниз и вверх. Дух захватывает, и это есть почти в каждой великой симфонии и концерте, самая суть. За что мы и так преданы нашей музыке. Там есть все, и не надо никуда ходить.
Логика появления темы любви была не очевидна, но я не раз убеждался, что для М.С. она была основной, стоящей над всем. Основное чувство, не инстинкт. Мы сидели и говорили обо всем, и время текло полной струей и в хорошем темпе.
Вена была накрыта толстым облачным одеялом, и поэтому приземление нашего лайнера прошло невидно, незаметно, почти тайно. Зато шумный зал, полный пассажиров со всего света, всех цветов кожи, многоязычного гомона немедленно окунул в атмосферу города блеска и легенд. Высокий, худой юноша со скромным плакатом, на котором была высечена моя фамилия, неплохо владел русским и пока вез меня в Зальцбург на новом мерседесе, болтал, не умолкая ни на минуту, явно радуясь возможности попрактиковаться в чужом языке. Прислушиваясь к словам молодого австрийца о погоде, Австрии, России, музыкантах, девушках, машинах, машинально отмечая неправильности речи и смешной акцент, я любовался проплывающими пейзажами, видом небольших городков и деревень, дышал чистым воздухом предгорий австрийских Альп. Слева были Альпы, справа Дунай, а мы мчались на мерседесе к его родине, Германии. Зальцбург стоит на границе с Баварией, до Мюнхена рукой подать. Здесь вообще все близко. Компактно. Моя концертная гастроль блестящее тому подтверждение: три концерта за неделю, все в Зальцбурге. В понедельник, среду и пятницу. Играем концерты Моцарта. В понедельник Четвертый и Пятый, в среду Шестой и Седьмой, в пятницу Третий и Четвертый. Замыкая кольцо. Конечно, полностью гений Моцарта раскрывается в его клавирных концертах, операх и симфониях, но и скрипичные концерты совершенны. Скромное совершенство. Нот немного, но цена их высока, каждую нужно извлечь из ее бессмертия и, трепетно живую, озвучить. Сделать это без особого вида сосредоточенности, транса, в который ты вовлечен полностью, весь, физикой и психикой, нечего и надеяться. Цена высокая, никаких денег.