Торговый дом Гердлстон

Дойл Артур Конан

Впрочем, он скоро открыл, что в саду против гостиницы есть скамейка, с которой были видны окна той комнаты, в которой его семья обычно проводила вечер.

После обеда он, никем не замеченный, садился на эту скамейку и смотрел в окна гостиницы до тех пор, пока его родные не ложились спать. Случалось, что ему не удавалось видеть свою кузину. Тогда он, совершенно расстроенный, возвращался домой и полночи просиживал в кресле, проклиная судьбу и куря крепкий черный табак. Когда же счастье улыбалось ему и он видел в окне ее изящную фигуру, его возвращение домой бывало благодушно и радостно. Итак, в то время, когда доктор с нежностью представлял себе, как его сын трудится, углубляясь в тайны наук,

тот находился в каких-нибудь шестидесяти ярдах от него и был занят совсем другими мыслями.

Кэт не могла не понять, что происходит с ее двоюродным братом. Несмотря на молодость, она тонким женским инстинктом поняла, что он влюблен в нее. Ей стало неловко, и, она, помимо воли, переменила свое отношение к нему.

Прежде она была с ним откровенна и проста. Теперь она стала замкнутой. Он быстро заметил эту перемену, приходил в отчаяние, сердился. Целые ночи напролет оплакивал он свою судьбу и жаловался подушке, что никогда еще во всемирной истории не было такого несчастья, да и не будет его никогда. Кроме того, он стал писать плохие стихи, которые были найдены его квартирной хозяйкой и прочитаны вслух всем соседям. Соседи были потрясены этими стихами и чрезвычайно их одобряли.

Том стал проявлять и другие симптомы своего внезапного недуга. До сих пор он никогда не обращал внимания на свою наружность и не любил франтить. У него были привычки богемы. Вдруг все переменилось. В одно прекрасное утро он посетил портного и сапожника, а, побывав в шляпном магазине, побывал и в бельевом. И все эти почтенные ремесленники и торговцы остались вполне довольны его посещением. Через неделю он был одет так пышно, что ошеломил свою хозяйку и изумил друзей. Приятели с трудом узнавали честную физиономию Тома, торчащую между модным пальто и лоснящейся шляпой.

Было холодное весеннее сырое утро, когда пришла его очередь идти на экзамен. Отец и Кэт подвезли его к университетским воротам.

– Не падай духом, Том, – говорил отец. – Будь спокоен и не забудь того, что знаешь.

– Я, кажется, забыл и то немногое, что знал, – грустно говорил Том, поднимаясь по лестнице. Он оглянулся и увидел Кэт, которая весело махала ему рукой, и на сердце у него стало легче.

Один из студентов подошел к Димсдэлу и погасил последний луч надежды, еще сиявший у него в душе.

– Что вы знаете о какодиле? – спросил он.

– О какодиле? – испуганно переспросил Том. – Это такое допотопное пресмыкающееся.

Студент горько улыбнулся.

– Нет, – сказал он, – это химический взрывчатый состав. – По всей вероятности, вас спросят о какодиле. Шестер всех спрашивает, как делают какодил.

– Диллон, Димсдэл, Дуглас! – громко закричал служитель, и три несчастных молодых человека через полуоткрытую дверь вошли в мрачную залу.

– Диллон – ботаника, Димсдэл – зоология, Дуглас – химия! – еще раз прокричал служитель и подвел экзаменующих к трем столам.

Том увидел перед собой огромного паукообразного краба, который, казалось, смотрел на него с самым злым видом.

– Что это такое? – спросил маленький профессор, протягивая Тому какой-то небольшой круглый предмет.

– Это морской еж, – торжествующе сказал Том.

– Есть ли у морских ежей кровообращение? – спросил второй экзаменатор.

– У них водяная сосудистая система.

– Опишите ее.

Том принялся бойко рассказывать, но в планы экзаменаторов не входило, чтобы они истратили четверть часа, предоставленные для экзамена, на то, что студент хорошо знал. Они стали перебивать его.

– Как движется морской еж?

– Посредством длинных трубочек.

– Сколько зубов у кролика? – спросил ни с того, ни с сего другой экзаменатор, повыше ростом.

– Не знаю, – откровенно ответил

студент.

– Он не знает, – насмешливо заметил экзаменатор.

– Советую пересчитать их, когда вам подадут кролика на обед, – сказал третий. Так как он явно пытался сострить, то Том из чувства деликатности засмеялся, но какой невеселый, испуганный был этот смех!

Затем экзаменующегося мучили птеродактилем, разницей между летучей мышью и птицей, миногами, хрящевыми рыбами и амфиоксом. На все эти вопросы он отвечал более или менее удовлетворительно – по большей части менее. И, когда, наконец, зазвонил колокольчик, – знак, что экзаменующиеся должны переменить столы, – профессор, который был повыше ростом, нагнулся над листом бумаги и вывел иероглиф.

Острые глаза Тома живо заметили его каракули, и он удалился весьма обрадованный, ибо получил «удовлетворительно», а на минус ему решительно наплевать. Не все ли равно, отвечал ли он немного хуже или немного лучше? Зоологию он сдал, а это все, что ему было нужно.

Глава VI

Провал

Но он еще не миновал всех препятствий. Когда он подошел к столу ботаники, седобородый экзаменатор указал ему ряд микроскопов. Студент должен был посмотреть в них и сказать, что он видит. Все душевные силы Тома, казалось, перешли в тот глаз, которым он посмотрел в микроскоп. То, что он увидел, напоминало следы, оставляемые на льду конькобежцами.

– Скорей, скорей! – нетерпеливо ворчал экзаменатор. Вежливость обычно блистает своим отсутствием на экзаменах в Эдинбургском университете. – Если вы не можете определить, что находится в первом микроскопе, вы должны перейти ко второму.

Этот почтенный профессор ботаники по натуре был добросердечный человек, но, несмотря на это считался одним из самых придирчивых экзаменаторов. Он принадлежал к тому разряду профессоров, которые полагают, что на экзамене происходит борьба между профессорами и студентами. Студент старается выдержать, а профессор должен стараться провалить его. И в большинстве случаев ему удавалось выходить из этой борьбы победителем.

– Ну, не задерживайтесь, – понукал он.

– Это клочок листа, – сказал студент.

– Совсем нет, – закричал ликующий профессор. – Это грубая ошибка, сэр, очень грубая. Посмотрите в другой микроскоп, рядом.

Сбитый с толку, Том взглянул во вторую медную трубку.

– Это препарат стоматы, – сказал он: в его учебнике ботаники было точно такое же изображение.

Профессор уныло покачал головой.

– Вы правы, – сказал он, – посмотрите в третий.

Третий препарат был так же неизвестен студенту, как и первый. Он собирался уже мужественно перенести свою участь, как вдруг дело неожиданно обернулось в его пользу. Случилось, что один из экзаменаторов был немного меньше похож на ископаемое, чем его собратья. Он сохранил в себе еще живой интерес ко многому, помимо своей специальности. Он узнал в студенте героя, который пострадал на футбольной площадке, защищая честь своей родины. Он сам был жарким патриотом в футболе, и вот в его сердце пробудилось сострадание к несчастному. Заметив, что студенту грозит неминуемая опасность, он, задав несколько наводящих вопросов, поставил его на более твердую почву и ухитрился держать его на ней до тех пор, пока не прозвонил колокольчик. Этот экзаменатор знал, что нужно было спрашивать, и не выходил из круга очень ограниченных познаний студента. А его коллега, весьма недовольный исходом дела, принужден был поставить на лежащем перед ним листе бумаги: «удовлетворительно». Том, облегченно вздохнув, подошел к третьему столу, уже уверенный в своих силах, как наездник, которому осталось преодолеть последнее препятствие, правда, самое трудное.