Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
— Откуда! Нет, конечно.
— Это очень хорошо. — Сима поковырял ногтем между зубов и покосился на пленницу. — А как думаешь, они бы согласились стать таудами?
Вопрос был задан в лоб и требовал такого же ответа. Поскольку Каур хоть и ответил утвердительно, но не сразу, Сима только отмахнулся:
— Их дальнейшая судьба, сам понимаешь, зависит целиком от тебя. Найдешь какое-нибудь объяснение, почему подчиняться нужно мне, будете вместе служить, если потребуется. Не найдешь — пеняй на себя, я никого выгораживать не намерен.
— Это ясно…
— Мое дело предупредить. — Сима встал со стула и подошел к свернувшейся калачиком Пенни. Она уже не плакала, а лежала, закрыв глаза, чтобы не видеть всего ужаса своего положения. — У нее и в самом деле родителей нет?
— Никого, — подтвердил Каур. — Отец отвоевался, а мать, если верить слухам, бросила ее и у вас там где-то живет… а может, и не живет уже.
Внешне Пенни напомнила Симе ту девушку, которая шла вместе с остальными беглецами по подземному ходу. Как же ее звали? Кажется, Велла, сестра Хейзита. Она ему не досталась. Где-то они теперь? Кстати…
— Здесь недавно не проходила группа из пяти путников? — поинтересовался он у Каура. — Две женщины и трое мужчин.
— Да нет вроде, не замечали…
— Плохо. Их надо поймать и прикончить или на худой конец отправить в замок. Ты меня понял? — переспросил Сима, а сам подумал, что понятия не имеет о том, как ведут себя тауды в отсутствие своих хозяев. Скорее всего, Кауру плевать на то, что ему нужно, если Симы не будет поблизости. — Если принесешь мне их головы, награжу, — на всякий случай пообещал он.
Каур кивнул.
— Ты мне вот что еще скажи, — продолжал Сима, рассматривая лицо Пенни. — Знаешь, там, за холмом, торп стоит?
— Кто ж не знает…
— Чей он? — На ощупь ее кожа была шелковистой и прохладной.
— А ничей.
— То есть как это? — Сима от изумления оставил в покое слипшиеся локоны девушки и поднялся с корточек.
— А вот так. Заброшенный он. Хозяева оттудова зимы две как съехали. Куда — о том не ведаю. Поговаривают, что их злые люди повырезали.
— Злые люди, говоришь? Ты, случаем, не себя в виду имеешь?
— И без меня охотников хватает, — неопределенно выразился Каур, отворачиваясь.
— Ну и что? С тех пор там никто не живет, что ли?
— А кому охота? В наших краях народ и так вымирает. А если жить хочет, то по тунам разбредается. Там не так вольно, да кому нынче воля нужна, когда дикари под самым боком бродят!
— Это ты верно подметил, — задумчиво пробормотал Сима. — А как ты считаешь, если б кто захотел в тот торп пробраться, ну, я не знаю, переночевать, скажем, вы бы об этом узнали?
Каур не понял вопроса, однако выглядеть дураком в глазах того, кто знал тайные слова, ему вовсе не хотелось, поэтому он сделал вид, будто размышляет, а сам с надеждой поглядел в окно, не возвращаются ли сыновья.
— Хорошо, задам вопрос по-другому: если кто пойдет оттуда в замок, обязательно вас минует?
— Смотря зачем пойдет, — уклончиво ответил Каур. — Если по прямой, то мы в стороне все ж таки стоим. На кой мы ему сдались? А если что понадобится по дороге, то, может, и заглянет. Почему нет?
— Ну так вы этой ночью ничего подозрительного не замечали? Людей каких посторонних? Шедших в ту либо в обратную сторону.
— Ребят моих лучше расспросить. Я теперь ночами все больше сну предаюсь, — признался Каур. — Выматывает за день. Нет, я ничего подозрительного не слышал и не видел. А что?
— Да так, думал, поможешь мне одного человека найти.
— Тоже из замка?
— Тоже. Из замка. — Глаза Симы взирали на старика большими черными зрачками не мигая.
— Важная фигура небось.
— Важная. И даже очень. Такие в ваших краях просто так не шатаются. Его, как ты говоришь, злые люди ранили. Сам он уйти не мог. Но ушел. Значит, не сам, не один. Сходи-ка ты, кстати, какие-нибудь ботинки поприличнее мне принеси. А то вон, видал, мои-то приказали долго жить. Не босиком же мне до дому переться. А я покамест с твоими сынками потолкую.
Каур послушно вышел. «Да, помоложе таудов вербовать надо, — подумал Сима. — Чтобы не задавал и лишних вопросов и соображали побыстрее. А может, Каур просто хитрит и прикидывается? За день, видите ли, он выматывается. Видали мы таких! Да он три дня идти без передыху будет — не устанет».
Отец ушел, сыновья не возвращались, и Сима вольно или невольно перевел свое внимание на притихшую девчонку. Она по-прежнему не открывала глаз и делала вид, будто не желает ничего не только видеть, но и слышать. Однако когда присевший рядом с ней на корточки Сима поднес ладонь вплотную к ее лицу, длинные ресницы заколыхались, и она испуганно глянула на него, сдавленно что-то промычав.
— Ну вот видишь, как все хорошо, — заговорил Сима. — Если будешь вести себя подобающим образом, я не сделаю тебе больно. Захочешь есть — накормлю. Захочешь спать — сделай любезность. Понимаешь меня? Ты теперь никому не нужна. Кроме меня. Здесь тебе не место. Ты меня, конечно, осуждаешь за то, что я так с бабкой твоей распорядился. Я знаю. Это бывает. Она сама виновата. Хотела меня укокошить. Так между добрыми знакомыми дела не делаются. Ну посуди сама, чем я ей навредил? Суп ваш на вкус попробовал? Подумаешь, какую обиду нанес! За это, по-твоему, нужно соседей звать и в расход пускать? Сомневаюсь я. Одним словом, поплатилась твоя бабенция за свою негостеприимность. А плакать не надо: что сделано, то сделано. Без нее поживешь. Будешь умной и послушной — в обиду не дам. А будешь выкобениваться да прошлое вспоминать, враз приструню, да так, что раскаяться не успеешь. Ты меня хорошо слышала? — Он ухватил ее двумя пальцами за кончик носа и поднял лицо к себе. Пенни зажмурилась от боли, но, когда он отпустил ее, снова открыла глаза, посмотрела на него со странным выражением и едва заметно кивнула. — Так-то лучше. Ты наш разговор с Кауром слышала? — Отчаянное мотание головой. — Предположим. А никого подозрительного давеча, или ночью, или утром сегодня не видела? Нет? Точно? Подумай хорошенько. Несколько человек не могли мимо вас не пройти. А ты ведь бабку свою ждала. Наверняка вон у того окна сидела, ее высматривала. Ничего не вспоминается?
Заметив долгожданный кивок, Сима одобрительно пошлепал девочку ладонью по щеке.
— Сейчас я выну кляп, и ты мне подробно расскажешь. А если крик подымешь, он будет последним, что от тебя услышат. Ясно?
Пенни с трудом закрыла освобожденный рот, облизала пересохшие губы и посмотрела на Симу с пониманием.
— Ну?
— Была повозка…
— О, как интересно! Продолжай.
— Под утро. Когда я в первый раз выглянула в окно. Не в это, а вон в то. Думала, это уже бабушка возвращается. — Пенни поперхнулась и всхлипнула. — Но повозка к нам не свернула. Проехала по склону и дальше — к Айтен’гарду.