Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
Некоторое время ели в полном молчании, нарушаемом разве что аппетитным причмокиванием Вайна, большого любителя не только приносить в дом добычу и готовить ее, но и вкушать. Дав Гийсу обвыкнуться и закусить, Леома на правах старшей хозяйки напомнила ему об отце:
— Так ты не знаешь, почему и как он очутился в наших краях?
Гийс мотнул головой. Он был по-прежнему хмур, однако в нем уже не чувствовалось прежней собачьей ощетинистости — горячий суп и пышный хлебный ломоть сделали свое дело. Леома осторожно продолжала:
— При нем были только лук и стрелы лесных дикарей. Странное оружие для вабона, ты не находишь?
Гийс поднял
— Я нахожу, что странные вещи происходят все чаще и чаще. И уже ничему не удивляюсь. Даже тому, что в таких вопросах разбирается хр… женщина.
Велла подавила смешок, поняв, что Гийс хотел было назвать Леому хрупкой. Вообще Велла относила скованность милого друга на счет своей скромной особы, полагая, что, чем сидеть здесь, он с гораздо большим удовольствием поискал бы уединения с ней. А тут и мать, и старик-дровосек, и брат, и еще эти гостеприимные, но чужие им люди…
— Моя жена разбирается во многих вопросах, — добродушно заметил Вайн, вставая и забирая со стола опустевшую кастрюлю. — Мы с Эллой частенько ее слушаем и до сих пор не пожалели. Да, моя красавица?
— Да, — в один голос ответили Элла и Леома, чем вызвали всеобщий смех. Даже Гийс лукаво посмотрел на Веллу, открыл было рот, да передумал.
Один только Хейзит болезненно поморщился. Чтобы хоть как-то смягчить свои далеко не веселые переживания, он попытался вспомнить пленительный образ Орелии, но от этого стало еще грустнее. Почему всякий раз, когда ему нравилась девушка, она оказывалась либо несвободной, либо отправлялась в дальние края? Верными его спутницами оставались лишь мать с сестрой, но и Велла явно уже считала дни до начала независимой жизни. Если бы он тогда, на том дурацком эфен’моте у Томлина, знал, чем все закончится, ни мгновения бы не сомневался и отправился вместе со всеми на плоту через бушующую Бехему навстречу неведомому и прекрасному. Тэвил, как же все надоело!
— Вы сможете его поднять? — спросил Гийс, глядя на Гверну.
— Случалось, мама и не таких ставила на ноги, — вмешалась Велла. — Если есть нужное снадобье…
— А тебе лучше помочь Вайну подать горячее, — цыкнула на нее Гверна, будто они никуда не выходили из таверны «У старого замка». — И не забудь поставить на стол то, что есть у нас в мешках. — И лишь тогда, повернувшись лицом к Гийсу, ответила: — Да, смогу. Ты не будешь возражать?
Гийс, изучая трещины в столе, покачал головой.
Хейзиту вспомнился их разговор в подземелье, когда, со слов Гийса, выяснилось, какой была одна из причин заговора против Ракли. Уничтожение рода Дули. Уничтожение его, Хейзита, рода. Звучало невероятно, но в происходящем с ними последнее время не было почти ничего вероятного… Сказал ли тогда Гийс действительно все, что знает? Почему он теперь так холоден с раненым отцом? Во всяком случае, внешне. Догадывается о чем-то, о чем не желает говорить с посторонними? Ведь, в конце концов, они все-таки ему посторонние. Даже Велла, которую он как будто хочет, но почему-то не может принять в сердце. Словно заготовил или загадал что-то и теперь ждет: случится — не случится.
— Что бы там ни было, — снова заговорил Тангай, — мне наплевать. Я уже давно понял, что, если вся правда где-то и существует, на своем веку я ее никогда не узнаю. Сейчас важнее всего не допустить, чтобы сюда, по нашей с вами милости, приперлись какие-нибудь тяжеловесные сверы из замка и понаделали бед тебе, Вайн, и твоему гостеприимному семейству. И большой военачальник, оказавшийся
— Его могли ограбить! — не выдержал Гийс.
— Конечно. А чтобы не плакал, подарили лук.
На горячее было жаркое из молодого поросенка и овощная подлива, густая и поразительно ароматная благодаря удачному сочетанию трав и сосновых иголок. Гверна, по понятным причинам не принимавшая участия в готовке, сразу стала расспрашивать Вайна о секретах блюда. Хейзит смотрел на мать и невольно любовался. Она была настолько упоена разговором о рецепте, о времени вымачивания иголок, о точных пропорциях и возрасте используемых трав, будто завтра утром ей предстояло выйти на кухню собственной таверны и поразить посетителей новыми кушаньями.
О возвращении домой не могло быть и речи. Сперва нужно как следует схорониться здесь, затеряться, сбить со следа возможных ищеек вроде Симы, разузнать, что происходит в замке, и только после этого, когда-нибудь, направить стопы в обратном направлении. Если такое вообще произойдет. Если будет куда идти. И ради чего. Нет, все-таки не будь той дурацкой идеи, чувства долга, наконец, желания заработать, он не остался бы здесь, а пустился в путь вместе с друзьями. Ему вспомнилась гряда гор далеко за Бехемой, которую они вместе с Локланом рассматривали с башни замка. Кто знает, быть может, Локлан и его спутники уже добрались до нее, и теперь им одним ведомо, что за мир находится там. Это было крайне опасно, страшно тяжело, но безумно интересно. Сейчас Хейзит с легкой совестью отдал бы все, чтобы оказаться там, среди крутых каменных склонов, далеко-далеко отсюда. Если придется затаиться, он проведет время с пользой: разберет все записи в «Реке времени», которые…
— Тангай, а где свитки? — полушепотом спросил он, откинувшись и спрятавшись за спину матери. — Ты их не потерял?
— А я-то здесь при чем? Вы без меня сюда пришли. Я с Радэллой уехал. Дружка своего спрашивай.
— Не беспокойся, я их убрала, — сказала Гверна. — Если прямо сейчас они тебе не нужны, давай соблюдем традиции и дождемся конца трапезы.
— А разве кто спорит? — обрадованно кивнул Хейзит и поискал глазами взгляд Эллы. Та с любовью смотрела на мужа, который сейчас доказывал вернувшейся к столу Велле, что тушку поросенка, то есть мальчика, лучше замачивать в молоке, а тушку свинки, то есть девочки, лучше либо вообще предварительно не замачивать, либо уж если замачивать, то в чем-нибудь перебродившем.
Разумеется, у Хейзита и в мыслях не было по-настоящему ухлестнуть за юной женой гостеприимного хозяина, но ему хотелось чувствовать, что его присутствие смущает и развлекает девушку. Теперь выяснялось, что все предыдущие знаки внимания она оказывала ему не из симпатии, а из вежливости. Что ж, хоть так — все лучше, чем никак. Орелия… нет, лучше не думать.
— Сколько мы сможем у них оставаться? — задал он матери второй донимавший его с самого утра вопрос. Вопрос вовсе не праздный, поскольку у вабонов каждая семья имела свое жилье и при обычных обстоятельствах было не принято двум разным семьям делить одну крышу. Здесь, правда, вдали от замка и избы были побольше, и нравы, вероятно, попроще, однако это же не постоялый двор и даже не таверна, где уставшие с дороги путники могли получить приют на ночь-другую.