Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
И, как ни странно, преуспел. Дверь поддалась. Из помещения пахнуло чем-то затхлым.
— Шеважа, — прошептал Тангай, опережая вопросы и ничем не возражая против широко округлившихся глаз Пенни.
Пропуская друг друга вперед, они наконец вошли внутрь и сразу же наткнулись на распростертый посреди комнаты труп мужчины с наспех перевязанной грудью. У мужчины были длинные светлые волосы, да и вообще вид он имел весьма представительный.
— А где же… — донеслось до чуткого слуха Радэллы из уст Тангая, но концовка оборвалась радостным восклицанием Пенни, которая, переборов страх, опустилась на колени возле трупа и сразу определила, что на самом деле это никакой не труп, а просто раненый, глубоко спящий.
Теперь
Выходя, они оставили дверь нараспашку, что, как сейчас вспоминала Радэлла, было второй нехорошей приметой. Первой приметой того дня, вернее, ночи, была луна, которая сопровождала их возвращение домой через заброшенный торп с левого плеча.
С грехом пополам примостив раненого между дровами и накрыв его для порядка какими-то обносками из вороха хозяйской одежды, они поспешили домой, где их давно уже ждали теряющиеся в догадках друзья.
Радэлла сразу заметила, с каким лицом один из юных приятелей Тангая снимал тело раненого с телеги. Она неважно расслышала его имя: не то Гийс, не то Гивс. Беднягу, растревоженного дорогой и начавшего стонать, со всей осторожностью занесли в их избу и положили в самое теплое место, за печь. Гийс, или Гивс, явно узнал его, но смолчал и даже дал себя увести обратно в дом охотника Вайна. Радэлла прогнала и Тангая, сказав, что он и так немало для них постарался и должен как следует отдохнуть до утра. Сама она даже не прилегла, а под утро, когда у раненого поднялся жар и ему на глазах стало хуже, недолго думая оставила Пенни за старшую и отправилась на поиски целебных кореньев.
Какие же коренья зимой? А вот и нет, и такое бывает. Тем более, когда на самом деле не ищешь их, а специально выращиваешь, подбирая правильную землю и растительное окружение. Именно за одной из таких заначек Радэлла и поспешила на другую сторону холма. Если бы не обессилевшая за предыдущие день и ночь лошадь, она бы вернулась гораздо раньше и не повстречала бы по пути безобидного с виду незнакомца, из-за которого произошло то, что произошло. Так он еще имел наглость без разрешения забраться к ним в избу и чуть было не обнаружил в ней раненого. Что-то подсказало Радэлле, что доводить до этого нежелательно. Потому она и разыграла роковой для себя порыв возмущения, обратив его на съеденный непрошеным гостем суп.
Теперь, оставшись одна, она, продолжая вытирать тыльной стороной ладони скулу и подбородок, бросила взгляд за печь. И никого там не нашла. Зато заметила в окно бегущую через двор женщину, из тех, чужих, что свалились им на голову накануне. Кажется, женщину звали Гверна или как-то так.
— Что тут у вас происходит? — начала та прямо с порога. — Примчался Бриан, говорит, чтобы сидели ниже травы и не высовывались, потом они все куда-то уезжают. Что с вами? — Это она разглядела, в каком состоянии лицо бледной хозяйки и грязную лужу на полу.
— А куда дели раненого? — не обратила внимания на ее вопрос Радэлла. — Стоило мне отлучиться, как он пропал.
— Не пропал. Мы его перенесли. Он оказался отцом нашего… друга. Теперь у Вайна лежит. Ваша внучка говорила, что вы за каким-то лекарством для него уезжали. Привезли? Я ведь тоже в этом деле понимаю кое-что.
— Корни экемо готовить приходилось?
— Экемо? Где вы его нашли?
— Приходилось, спрашиваю?
— Да. Давно,
— Вот и хорошо. — Старуха извлекла из-под складок юбки ничем не примечательные мягкие корешки зеленовато-бурого цвета и вручила удивленной Гверне. — Ступайте начинайте готовить, а я скоро подойду.
— А внучка ваша где?
— Ступайте!
Ей не хотелось ни с кем разговаривать и никого видеть. Она во всем винила себя, хотя причиной произошедшего был, конечно, Каур. Еще чудо, что он сумел одержать победу над собой и не подчинился тауд’айгену целиком и полностью, как того требовало его положение. А ведь обычно тауды не имеют сил противостоять воле посвященных, и даже Радэлла оказалась один раз свидетельницей того, как добрый сын не моргнув глазом уничтожил всю свою многочисленную семью. Такова была сила обряда посвящения и заклятий, налагавшихся на тех, кто прошел его. Всех тонкостей Радэлла, разумеется, не знала. Собственно, она не должна была знать ничего, поскольку про таудов никто и никогда не рассказывал, а сами тауды хранили обет молчания. Те, у которых во время обряда оказалась затронутой память, могли сами не подозревать, кем являются. Но Радэлла прожила долгую жизнь. К тому же ее далекая по родству, но близкая по духу сестра вот уже которую зиму жила в Обители Матерей и иногда делилась с ней некоторыми сведениями, порой тайными. И всегда опасными. Потому что знать то, чего не знают все или хотя бы большинство в Торлоне, означало быть преступником. Так было и при Гере Одноруком, отце Ракли, и при Ракли, и тем более сейчас, когда Ракли, вероятно, постигла или постигнет судьба его прежних врагов.
Гверна забрала корни и устремилась через двор обратно. Если она все сделает правильно, то раненого можно спасти. Кто-то вовремя успел позаботиться о ране и неплохо ее перетянул. Благодаря экемо, если использовать его своевременно, выживали и после худших ранений. Повезло тому парню, коли это и в самом деле его отец. Скорее всего, это именно тот, имени которого она так и не запомнила: не то Гивс, не то Гийс. Хотя радоваться рановато. Если рана глубокая, может быть повреждено и легкое…
Только о чем она думает? Почему медлит? Ведь сейчас ей нужно со всех своих старых ног мчаться спасать Пенни. Потому что у того странного парня были явно не самые невинные мысли насчет ее внучки. А потому чем быстрее она настигнет его, тем будет лучше.
Конечно, она не надеялась догнать свою телегу раньше, чем усталая кобыла добредет до дома незнакомца где-то в глубинах Малого Вайла’туна. Не потому, что у нее не хватит на это сил, а потому, что там по-прежнему будет Каур со своими богатырями. Если бы все было так просто, она напала бы на назвавшего себя Тангаем еще тогда, когда тот сидел на корточках возле Пенни. Нет, Каур не позволит ей ничего с ним сделать. И сыновей не отдаст. А они слушаются его так, как если бы сами были безвольными таудами. Тут все сложнее, и потому действовать надо быстро, но изобретательно. И начать надо вовсе не со спасения Пенни, а с того, кто может этому спасению помешать, — с Каура. Вот если Каур, сбросив с себя необъяснимые, но оттого не менее жуткие чары, станет на ее сторону, тогда спасение Пенни превратится в легкую забаву. Означало все это лишь одно: она должна заручиться поддержкой тех, кто способен вернуть Каура в прежнее состояние.
— Я ничего не понимаю! Куда это старуха опять поперлась? — ткнул пальцем в окно Хейзит и покосился на Эллу, младшую из двух жен Вайна, смешливую и хорошенькую. — Смотрите, у нее все лицо какой-то гадостью измазано.
— Не говори так грубо о бедной женщине, — наставительно заметила Гверна, разрезая корни экемо на маленькие кубики.
Тангай покинул свое место возле раненого и шмыгнул за дверь.
— Он так о ней печется, будто тысячу зим назад она была его любовницей. — Хейзит подмигнул Элле и бросил украдкой взгляд на ее мужа, помогавшего Велле варить обед.