Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.
Шрифт:
Эти места в олонецкой глубинке считались самыми гиблыми: и разбойных шведов тут при царе Горохе в трясину призрачная белая лошадь увлекла, и основателя Андрусовской пустыни здесь убили, и сам Петр Первый, присевший под кустик, чтобы облегчиться во время своего путешествия, такое заприметил, что так без портков в карету и залез. Даром, что Пижи, хотя и Обжа.
А после Революции народ местный вовсе распоясался. Столичные евреи привезли оружие, мужики его похватали и тотчас же отправились на заработки. В Олонце, понятное дело, в первую очередь судью местного забили насмерть, потом полицейских - кого смогли отловить. А потом уже начали друг с другом рядиться.
Отжали пижинских ухарей к окраине, потому что они уже собирались со всей тщательностью еврейским вопросом заняться. Засели они по канавам в ближайших деревнях, Юргелице, Мегреге и Верховье, и местное население принялись отстреливать: пастухов с коровами, учителей с детишками, женщин с мешками. Когда же подожгли книги в юргельской школе, терпение у народа иссякло.
Пришел коммунист Моряков с сотоварищами, митинг провел о Карле Марксе, поклялся Вовой Лениным и одного за другим отловил расшалившихся бандитов. А отловив, тут же расстрел с приговором учиняли. Сами себе судьи.
Прознав про это, убежали оставшиеся в живых пижинские мужики по домам, а оружие спрятали.
Но пришли финны-освободители, давай карелов-ливвиков освобождать. С Ладоги пришли, в Пижах задержались. В это же самое время в Мегреге в клубе проходил агитационный спектакль с участием всяких активистов. В разгар постановки некто Трифонов вбежал в зал и сказал, что финны Обжу захватили, и выбежал обратно.
Комиссар Госман приказал сохранять спокойствие, да куда там - уже и дымом попахивает, уже и огонь со стропила на стропило перескакивает. Ломанулся народ на улицу - а там стрельба. И так-то ни черта не видно, а тут пули со всех сторон летят. "Финны!" - кричит народ. Госман первым бросился в поле, но сломался, споткнулся и завалился на грязный снег. "Какие, к чертям собачьим, финны? Они же в Обже!" - сказал он и умер.
И Моряков на помощь не пришел - отстреливался Моряков в доме у Вацлава.
Кто палил из оружия? Почему палил?
Некогда было активистам разбираться: разбегались, жизнь свою спасали.
Вот в таком лихом месте оказался Тойво в такое лихое время. Вышел из Сааримяги - все пути открыты: можно в деревню Инема пойти, можно, опять же в Пижи, а можно и здесь остаться. За каждым кустом мерещился обезумевший безнаказанностью местный житель.
– Эй, - вдруг, откуда-то сбоку раздался тихий окрик.
– Кто идет?
– Антикайнен, - признался Антикайнен. Ничего другое в голову не пришло.
– Ну, ты нас напугал, товарищ Антикайнен, - сказал Оскари, возникая за ним с другой стороны.
– Мы едва войной на Сааримяги не побежали.
Тойво облегченно вздохнул и даже вытер проступивший на лбу пот.
– Товарищи!
– сказал он.
– Вылазка на Сааримяги отменяется. Как же я рад, черт побери, что вы не раскрылись!
– Хм!
– сказал Кумпу.
– Хм!
– сказал Матти.
Тот мужичок, что сидел со своей корягой в бараке, видел, как завернули Тойво с пути и отправили прямиком в финский плен. Он сразу же предположил, что такие парни просто так по дорогам не ходят. Поэтому пошел прямиком в лес, ориентируясь по следам, оставленным Антикайненом. Мужичок - еще тот следопыт - вышел к посту красногвардейцев и, обрадовавшись, что его тут же не стрельнули, рассказал, как дело было.
Бойцы посовещались, призвали на помощь боевой опыт и чувство здравого смысла и решили: это дело надо подождать. Бежать в деревню лихим кавалерийским наскоком - это и себя погубить, и, безусловно, Тойво разоблачить.
Да мужичок еще хвалил этих финнов: мол, красных не ищут, мол, карелов-активистов не отстреливают, мол, все с большими ушами.
– Это диверсанты, так что нас они не интересуют, - объяснил Антикайнен.
– Вот если бы они были у нас в тылу тогда - да. А так получается, что это мы у них в тылу. Надо двигаться к Лодейному полю. Там финская армия, там и пошумим.
Мужичок-следопыт указал отряду Тойво дорогу в местечко Габаново - по пути к реке Свирь, где финнов отродясь не было. Да и вообще, кроме набегающих рыбаков вообще никого никогда не было, можно было выслать разведку, а самим переждать под крышей какой-нибудь рыбацкой хижины.
– Странный у нас рейд получается, - говорили диверсанты.
– Ходим-бродим, грусть наводим. Немцев испугали, сами финнов испугались, ни разу даже не выстрелили. Весь Первомай - псу под хвост.
Второго мая, получив разведданные, отряд Антикайнена совершил налет на Лодейнопольскую комендатуру. Пленных тоже не брали - в самом деле, куда их девать-то?
В здании бывшего банка было не более шести человек. Вне здания маялись по служебной надобности еще порядка девяносто четыре воина-интернационалиста: четыре из них ходили патрулем, восемь караулило переправу через реку Свирь, трое пьянствовало в трактире, тридцать девять укрепляло оборонительный редут на обочине дороги Лодейное поле - Волхов, восемь наблюдали с самых высоких мест советскую территорию, десять - ковырялись в носу, ожидая результатов наблюдений, прочие спали в специально отведенных для этого местах.
В комендатуру вошел Оскари, протиснувшись в узкий проем двери, сел за стол и тяжело, как после выполнения работы, вздохнул.
– Was ist das?
– спросил комендант.
– Naturlich, - ответил Кумпу и добавил.
– Сдавайтесь.
– Красный?
– спросил кандидат в офицеры Пекка Палосаари и, задохнувшись в гневе, прокричал.
– Караул!
На сигнал тревоги финны отреагировали согласно штатному расписанию: караульные похватали оружие и побежали на зов. Вестовой через заднюю дверь помчался в комендантскую роту.
Когда все четверо солдат ворвались к коменданту, потрясающему своим револьвером, Оскари дернул одного из них за дуло винтовки, так что тот щитом оказался перед ним, и обратно шмыгнул в ту же самую узкую дверь. Шмыгать у Кумпу получалось очень хорошо, несмотря на все его габариты.
Следует отметить, что выход, используемый им, как вход, был специальной дверкой, в которую подавали в банк мешки с золотом-бриллиантами или еще с чем-то в золотые времена, предшествовавшие Временному правительству.