Тойво - значит "Надежда" 2. Племенные войны.
Шрифт:
Финны на секунду застыли, изумленные, а потом взорвались к чертовой матери. И не мудрено, ведь Оскари, убегая, оставил после себя гранату, как грозное предупреждение: руки прочь от Советской Карелии!
Соратники уже ждали его, предварительно свернув голову отловленному на выходе из комендатуры несчастному вестовому. В здании банка теперь было менее шести человек.
Звон выбитых стекол и глухой рокот взрыва, конечно, привлек внимание обывателей, но они не решились идти проведать, что это было? Финский патруль ускорил шаг и двинулся на непонятный для них звук. А четверо диверсантов, стараясь передвигаться спокойно и непринужденно, двинулись на помощь своим товарищам, которые в это время заходили с тыла к работающим возле дороги оккупантам.
Тойво, как старый шюцкоровец, наметанным глазом определил, где сидят смотровые "кукушки", и расставил своих бойцов вне зоны досягаемости их выстрелов.
Дальше началась перестрелка, жертвами которой сразу стало пять или шесть финских солдат. Это внесло в их ряды великое разочарование "освободительной войной в Карелии".
С Советской территории правильно оценили всю чехарду, творившуюся у фиников. Командиры сказали "ура", и красные побежали в атаку. Наступление было успешным, потому что - внезапным, поддерживаемое диверсантами Антикайнена. Скоро с Лодейным полем было все кончено: город снова стал советским.
Успех был развит на узком участке между Ладогой и ближайшими к ней деревнями. А 4 мая Красная Армия выбила финнов из Олонца.
19. Видлицкая операция.
Начальник боевого участка олонецкого фронта Модест Поликарпович Гусаров вызвал к себе командира диверсантов Антикайнена и долго жал ему руку. Комиссар фронта Эйно Рахья довольно ходил вокруг них, как кот рядом с кадкой сметаны.
– Я же говорил, что это проверенный товарищ!
– приговаривал он.
– Наш выпускник!
– Ну, герой, Антикайнен, такое наступление организовал!
– радовался Гусаров.
– Служу трудовому народу, - осторожно ответил Тойво.
– Какие потери понес отряд?
– начальник участка достал из кармана бумагу и химический карандаш.
– Всех наградим посмертно!
– Потерь среди личного состава нет!
– отрапортовал Антикайнен.
– Как это - нет?
– удивился Гусаров.
– А как же патриотизм, "все, как один умрем", награды кому? Нет, это никуда не годится.
Рахья посмотрел на Тойво и вздохнул: действительно, никуда не годится.
Возникла нехорошая пауза. Чтобы хоть как-то ее скрасить, товарищ комиссар заметил:
– А мы товарища Антикайнена в партию отрекомендуем. Молод, но партии такие люди как раз позарез нужны. И научит его партия патриотизму, будут у него и потери, и награды. Уж партия об этом позаботится!
Голова у Тойво пошла кругом: вот тебе нате - всеми помыслами от политики, а она просто за глотку берет своими когтистыми лапами. Когда же он теперь обратно в Финку уберется? Там, говорят, коммунистическая партия объявлена вне закона.
– Ну, что молчишь, товарищ Антикайнен?
– строго нахмурив брови, сказал Гусаров.
– Партия тебе доверие оказывает!
– А чего ему говорить?
– вступился Рахья.
– И так все понятно: поздравляем, товарищ Антикайнен! Партия вас оценит!
– Поздравляем, товарищ Антикайнен!
– тоже сказал начальник боевого участка.
– Можете быть свободны.
– Яволь!
– сказал Тойво и тут же поправился.
– Слушаюсь.
"И повинуюсь", - подумал про себя и ушел.
Вот ведь судьба - индейка! На руках ни одного документа, за исключением просроченного мандата от Глеба Бокия, а в Красную Армию - добро пожаловать. Да что там - в партию рекомендуют! Как жить в этой жизни?
Лихой наскок, выбивший AVA из Олонца, не позволил, однако, Красной армии задержаться в городе надолго: тылы не поспели за арьергардом, основные войска замешкались в организации марша, наметить ключевые оборонительные места не успели. Фон Хертцен взбеленился и послал в бой свой резерв, который завершился быстрым возвращением города финнам. 7 мая над Олонцом снова затрепетал синий финский крест на белом полотнище. Почему-то знамен с карельской геральдикой AVA не имело.
Понять, зачем кому-то сдался этот невеликий городок с великой Историей, трудно. Стратегическое положение его было крайне невыгодным - обойти можно со всех сторон, промышленности - никакой, да и люди - что за люди в Олонце! Вероятно оттого, что когда-то можно было гордиться олончанами, теперь также можно было и стыдиться ими. Всякий сброд с деревень переселялся в город, решительно настраиваясь на одно: потреблять, истреблять, усугублять. Коренное население, карелы-ливвики, как-то растворились в пришлых ливвиках, людиках, русских и белорусах, не говоря уже об украинцах и евреях. Переселенцы не могли реализоваться у себя на родине, поэтому ничего путного они с собой не несли - только стяжательство и новую великую олонецкую черту характера, определенную словом "хапуга". А это обстоятельство каким-то образом передается по наследству.
Тем не менее финны снова стали хозяевами в городе. Это хозяйствование продлилось меньше недели.
Командующий AVA все-таки прикинул расклад и придумал: надо преломить ситуацию не под Олонцом - кому он нафик нужен - а под Петрозаводском. Если там ударить, как следует, то посыпется вся Советская Карелия, как карточный домик.
Тринадцатого мая финские войска организованными колоннами оставили былую столицу карельского края и пошли воевать дальше, рассредоточившись по линии Ладога - деревня Тулокса - деревня Сяндеба с сопутствующим монастырем - деревня Тенгусельга с удивительными по красоте озерами - деревня Березовая гора - и поселок Коткозеро. Здесь они вырыли укрепительные сооружения и расположились отдыхать. Без подкрепления двигаться к Петрозаводску было скучно и даже опасно.
Полковник Сихво получил от руководства указание о скорейшем взятии Петрозаводска. Это направление военных действий стало приоритетным, и все резервы экспедиции были переданы Второму полку майора Талвелла.
А Тойво ждал еще один сюрприз. Не успел он свыкнуться с мыслью, что будет членом партии, как его назначили комиссаром батальона в шестой финский стрелковый полк. "Товарищи!" - хотелось ему закричать.
– "Ведь я же буржуй! И взгляды у меня буржуинские!" Не тут-то было, надо молчать.
Его товарищей по диверсионной вылазке распределили по разным подразделениям, так что становилось понятно, что более никаких рейдов не планируется. Пошла служба, в меру допуска подверженная идиотизму, безмерно приверженная Уставу бойцов РККА, кажущаяся бессмысленной, но верной в нынешней ситуации.
Антикайнен сделался замкнутым и необщительным, его мучили мысли о безнадежности своего положения. Впрочем, это вряд ли кто заметил - он всегда был замкнутым и необщительным. Одно радовало: воюет он не на территории родной Суоми. Но безрадостным было то, что он вообще воюет.