Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Сейчас Женя только радовалась, что ее спальня находится далеко от “гостевой комнаты”. Хотя особенно радоваться было нечему. Если следовать спиритической теории, духи независимы от пространства, равно как и не ведают материальных преград: то есть Василий в своем “флюидическом образе”, если он и вправду медиумичен*, может проникнуть в ее спальню, как бы далеко она ни жила и как бы тщательно ни заперлась.
Женя умылась и легла позже всех. Ей страшно было красться мимо комнат, в которых спали ее родители и Дуня, а еще страшнее –
Это-то и страшно…
Женя еще долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, и ей все чудилось, будто кто-то приближается к ней сзади. Она даже подумывала вовсе не ложиться спать, но потом поняла, что это глупо.
“Если бы он был далеко, даже это не могло бы воспрепятствовать вторжению – как я уже имела случай убедиться”, - подумала девушка. Посмотрела в свои испуганные зеленые глаза в зеркале, улыбнулась… и ей тотчас же показалось, что в зеркале – не она. Как будто ее личность складывалась из многих личностей. Хотя спиритизм учил, что человеческая личность именно способна к “децентрализации”, то есть к разложению на ментальные и материальные составляющие.
Правда, это утверждение касалось только медиумов.
“Как я могу знать, что я не медиумична?”
Женя вдруг, словно впервые, почувствовала опасность этой дороги, неподходящей для неподготовленных душ. Перекрестилась, теперь уже с желанием избежать всяких необъяснимых явлений. Потом легла в холодную проветренную постель.
“Жалко, Буську не взяла…”
Женя улыбнулась, потом повернулась с правого бока на живот, лицо уткнула в сгиб руки. Почему-то спать так казалось безопасней.
Она только смутно поняла, что не одна в комнате. Ощущение опасности еше не проникло в ее сознание; Женя приподнялась в постели, так что ночная сорочка сползла с плеча.
Она была еще в сонном оцепенении, и видела только расплывчатую белую фигуру. Но видела ее с определенностью: летний мужской костюм, смуглые руки и лицо, отливавшие в свете месяца какой-то зеленью. Василий был совсем близко.
– Вы? – спросила Женя, вглядываясь в него своими слабыми, близорукими глазами.
Призрак подошел к ней и сел к ней на постель. Рука Василия легла на ее обнажившееся плечо, и Женя с трепетом проследила, как его ладонь скользит по коже, смуглая и теплая на ее белом холодном теле. Это видение было живее ее, живой. И почему-то у нее не было сил ему противиться.
– Не надо… - сказала девушка.
Василий улыбнулся и привлек ее к себе. Женя слабо застонала. Но она сама подняла лицо и приоткрыла губы; и ими завладел нежный, какой-то тающий поцелуй. Руки полуночного гостя стали ласкать ее плечи, а потом вдруг ворот ее рубашки треснул, и рубашка сползла до пояса.
Это было немыслимо, сказочно и страшно. Василий склонился к ее груди и стал ласкать ее тело губами, дыханием. Женя смотрела поверх его плеча широко раскрытыми
Женя скатилась с постели, точно вынырнула из сна, который разделяла с Василием.
– Уходите! Сейчас!
Ей казалось, что она кричит, но голос прозвучал тихо и умоляюще.
Улыбающийся дух двинулся к ней, и Женя попятилась. Она вдруг осознала, что ноги ее увязли в рубашке, упавшей с талии совсем. Женя споткнулась и села на пол, повернулась и поползла, как в дурном сне, хныча от страха и какого-то сладостного предчувствия. Все происходило медленно, как никогда не могло бы быть наяву. Женя поднялась на колени и увидела, что дверь заперта – заперта, потому что она заперла ее сама, ложась в постель.
Девушка попыталась нашарить щеколду, но тут ее руки накрыли чужие пальцы. Видение не исчезло. Дух был намерен довершить то, что начал с нею.
Женя сползла на пол, всхлипывая, покоряясь этой воле. Странно, но до сих пор Женя не боялась по-настоящему, как будто действительно спала или была одурманена опиумом. Она опрокинулась на спину, на холодный жесткий пол, и Василий тут же приподнял ее, заключая в объятия и целуя. Жене было стыдно, что она совсем обнажена, но при этом необыкновенно приятно.
– Уйдите… - попросила она. – Оставьте меня…
Ее опять уложили на спину, и Женя зажмурилась, ощущая прикосновения своего возлюбленного, ласкавшего ее там, где она и сама стыдилась себя касаться. А потом все как будто смешалось, что-то со всех сторон сдавило ее и лишило сознания.
Женя проснулась, почувствовав, что находится в странном положении. Она открыла глаза и ахнула от страха, сразу осознав все: она лежала на полу, совсем голая, далеко от кровати. Женя неуклюже встала, потому что не могла со сна сразу вскочить. Сознание путалось от страха, ее трясло от озноба; Женя сжала ноги, как будто могла еще предотвратить бесчестье. Ступни были ледяными.
Дверь в комнату была заперта.
“Он запер ее, должно быть, когда ушел…”
И тут Женя поняла, что такого быть не могло. Дверь в спальню запиралась только изнутри, и заперла она ее сама. Василий, если он действительно побывал у нее, должен был выпрыгнуть в окно, чтобы уйти.
А может, она заперла дверь после? Но почему она не помнит этого, как помнит все остальные подробности свидания – до того мгновения, как упала на пол и лишилась чувств?
Что же с ней было ночью? Может, только примечталось?..
Женя подошла к кровати и увидела свою ночную сорочку. Ситцевая голубая рубашка лежала здесь, кажется, давно: подобрав ее, Женя почувствовала, что сорочка совсем холодная, а значит – уже продолжительное время не соприкасалась с человеческим телом. Ворот… был порван.