Трансцендентальный эгоизм. Ангстово-любовный роман
Шрифт:
Женя сейчас больше всего хотела подготовить для себя тыл – и было еще одно желание, слишком волновавшее ее, чтобы думать о его осуществлении. Женя знала себя. И она достаточно узнала предмет, занявший самый сокровенный уголок ее сердца, чтобы не понимать, как это опасно.
“Я могу просто сойти с ума…”
Василий Морозов стал ее наваждением, ее ангелом тьмы. Жене случалось читать такие истории – о влюбленных духах, преследующих девиц и юношей* – но никогда до сих пор она не думала, что подобные истории могут иметь под собою какое-то
“А может быть, я уже обезумела, - думала Женя. – Может, я сейчас лежу, связанная ремнями, на койке в лечебнице для душевнобольных, а все, что я испытала, мне привиделось в бреду…”
В Сашину брачную ночь Женя испытала очень сильные романтические переживания. Не было больше никаких писем – зато фантом, явившийся к ней, с большим пылом овладел ею дважды, глубокой ночью и под утро. И это было прекрасно. Проснувшись на другой день, Женя с иронией думала, что, не приняв еще даже первого поцелуя, наверное, испытала намного больше радостей половой любви, чем Саша… а возможно, и больше, чем Саша испытает в своей супружеской жизни впоследствии.
Но и совесть, и душа Жени не могли быть спокойны. Чем лучше были ее встречи с образом Василия, тем большую вину она испытывала перед ним и его будущей женой. А кроме того, ею все больше завладевало желание получить права на этого исключительного человека, чтобы постоянно иметь его рядом, постоянно иметь наглядное подтверждение сверхчувственного в человеческой природе. Это была та живая вода, в которой нуждались все и без которой иссыхали все – людям, особенно образованным, давно уже было мало религиозной веры.
Женя знала, что времени для решительных действий у нее остается все меньше – но ничего не могла придумать, кроме попыток потолкаться там, где обычно собирались ее прежние приятели-студенты. Сейчас, без Саши, делать это было очень неловко – именно Саша с ее чарами и умением обращаться с мужчинами была тем клеем, который держал их вместе.
Но через несколько дней ей повезло. Недалеко от кафе “Parisien”, куда они раньше хаживали с Сашей, Женя натолкнулась на того из прежних знакомых, который ей больше всех симпатизировал – Мишу Кацмана. Он был один, и искренне обрадовался Жене.
Женя знала, что в этой симпатии немало роднившего их чувства ущербности. Длинноносый сутулый Миша был тоже не красавец, тоже в очках, тоже неловок с противоположным полом – ну и, наконец, он был Кацман…
– Евгения Романовна, какими судьбами? – спросил он ее. Женя улыбнулась, отвечая на пожатие руки. Ее всегда коробила совершенно русская речь этого молодого человека, без всяких “характерных” отличий – может быть, даже преувеличенно русская…
– Я гуляю, Миша, - ответила Женя. – Да и разыскиваю кое-кого.
С ним она чувствовала себя свободнее, чем с другими мужчинами.
– Быть может, меня? – серьезно спросил Миша.
Потом от души улыбнулся, так что веснушчатый нос его показался еще длиннее; Женя рассмеялась.
– Должно быть, вас.
Она
– Пойдемте в кафе, а то озябнем.
Он коснулся ее плеча, направляя ее вперед. Женя слегка вздрогнула. Она вдруг подумала, что Миша Кацман может испытывать к ней неподдельные романтические чувства. Но как тогда вывести его на тот предмет, в котором больше всего заинтересована она?
Молодые люди прошли в кафе. Когда они сели, Миша тотчас же заказал для них горячий кофе. При этом он озабоченно и серьезно смотрел на Женино лицо, порозовевшее от холода.
Жене вдруг стало очень неуютно от его внимания.
– Кого вы разыскивали, Евгения? – спросил Миша.
Он поправил очки жестом, удивительно напомнившим девушке ее саму.
– Я… Я хотела бы разузнать что-нибудь о Василии Морозове и его невесте, - сказала Женя. Она прокашлялась, потому что вдруг осипла, как будто на холоде.
Миша несколько мгновений молчал, так же серьезно глядя на нее.
А потом вдруг наклонился к своей собеседнице через стол и резко сказал совершенно неожиданную вещь:
– Женя, вы заинтересованы в нем как в медиуме?
Женя поперхнулась, прикрыв рот рукой в перчатке.
– Что?..
– Женя, оставьте это, - настойчиво сказал Миша. Он потянулся к ней, словно чтобы коснуться ее руки для пущей убедительности, но остановился. Однако продолжал проницать ее взглядом.
– Женя, не питайте иллюзий, которые обречены на крах, - произнес бывший председатель “спиритических сеансов”.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, Миша, - пробормотала Женя.
Она прекрасно все понимала. И Миша Кацман знал, что она все понимает. Он горько и как-то горделиво улыбнулся.
– Не питайте иллюзий существования души, Женя, - сказал Миша. – Вы ищете доказательств, которые в конечном счете обернутся ничем… поймите, человечество все время своего существования занималось этим же самым и дурачило себя. Лучше обратите свои помыслы к настоящему. Вот единственная реальность. Я всегда уважал вас достаточно, чтобы считать женщиной, которая может смотреть правде в глаза и не обманываться религиозной верой…
Женя усмехнулась. Как там у вас обстоят дела с религиозной верой, господин Кацман? Устроим религиозный диспут?..
– Речь идет не о вере, - тихо заметила она. – Речь идет о фактах, Миша, которые вы отрицать не можете…
Миша, улыбаясь, развел руками, потом хлопнул себя по острым коленям.
– Могу, - сказал он. – В трансцендентальном смысле. Представьте мне ваши факты, и я всем им дам естественное объяснение.
Женя покачала головой.
– При большом желании, Миша, можно доказать, что дважды два равно пяти, - сказала она. – Но я пришла сюда не затевать с вами спор. Я прошу вас сообщить мне, знаете ли вы что-нибудь о Василии и Лидии. Где они бывают, когда их свадьба… Мне нужно это знать.